Геополитика мирового порядка - [141]
Подобный подход к национализму, спустя несколько лет после Геллнера, использовал и Э. Хобсбаум. Он, в частности, утверждал:
«1) Я использую термин «национализм» в том смысле, как его определял Геллнер: «Национализм в своей основе является принципом, в соответствии с которым единство политическое перекрывается единством национальным…
2) …я не рассматриваю «нацию» ни как основную, ни как неизменную социальную целостность. Она относится исключительно к особому и исторически недавнему периоду. Она является социальной целостностью в силу того, что связана с определенным типом современной территориальной государственности, «государством-нацией», и говорить о нации или национальности без учета этих двух понятий исторической реальности не имеет смысла. Кроме того, вместе с Геллнером я буду настаивать на частичном артефакте, придуманном и намеренном создании внутри социального наций… Короче говоря, национализм появляется до возникновения наций. Не нации создают государство и национализм; все происходит наоборот»[434].
Соглашаясь с определениями нации и национализма Геллнера, Э. Хобсбаум акцентирует внимание в вопросе возникновения наций и создания государства-нации не столько на экономических факторах, сколько на факторах политических.
В аргументации Хобсбаума центральное место занимает вопрос разрушения династического господства, что вызывало к жизни необходимость отыскания нового основания и нового оправдания политической верности и территориальных границ существующих государств[435]. Возникновение «национального принципа» как способа организации и легитимации государств было связано с утверждением либеральных принципов, которые получили право гражданства во многих западных государствах. Даже в тех государствах, где сохранялась монархия, например в Великобритании, постепенно утверждался новый способ легитимации их существования. Этот новый способ отдавал предпочтение горизонтальным связям, которые определялись языком, религией и общей историей. На место привычного прежде «вертикального» авторитета правителя (короля, царя и т. п.) приходит авторитет сообщества индивидов, который рассматривается как естественное и предшествующее государству. И в силу этого вполне естественно утверждается демократическая идея, в соответствии с которой политическая власть исходит от народа, с одной стороны, а с другой – утверждается национальный принцип, согласно которому государство воплощает нацию, придающей ему (государству) легитимность. Это подтверждает и тот факт, что суверенитет, «изъятый» у королевской или царской особы, передается не «народу», а «нации».
Нужно сказать, что с конца XVIII в. демократический принцип и принцип национальный утверждаются в Европе на параллельных курсах как принципы, противостоящие власти абсолютистского и династического государства. Однако обращение к нации не является только средством противостояния династической (и абсолютистской) форме государства: на основании национального принципа повсеместно создавались условия для разрыва с династическими связями.
Признание существования нации создает новые основания для политической верности, которая теперь связывается не с сувереном, а с группой, сообществом, расположенным внутри определенных территориальных границ, и авторитетом государства. Создание нации, объявление об ее формировании, а также последующая работа по определению и построению национальной идентичности, приводят к появлению чувства некоторого обязательства и принадлежности к вполне определенной национальной группе. Тем самым возникают предпосылки для добровольного подчинения граждан политической власти, которая действует от имени и во имя этих граждан.
«Согласие населения, – утверждает Ф. Бро, – в действительности обусловлено и даже построено при помощи интенсивной работы по социализации. Она требует, например, вбивания в голову стандартизированного общего языка, отождествления принятой (в стране) национальной идеологии, обучения истории с ее пантеоном великих людей или фигурами, на которые ссылаются»[436].
В то же время экономические и политические трансформации западных обществ предполагали необходимость создания новой, более эффективной базы для мобилизации населения. Необходимо было создать некий проект и возможную форму конкретной политической и социальной организации, которая охватывала бы если не все, то, по крайней мере, большинство населения. Необходимо было создать такую систему представительства социального мира, которая обеспечивала бы решительную поддержку со стороны населения политической власти, призванной воплощать и утверждать вполне определенный социальный и политический порядок.
Важно отметить, термин «мобилизация», который мы используем, включал в себя мобилизацию военную, которая представляет собой готовность мобилизованного индивида рисковать своей жизнью для защиты и утверждения этого социального и политического порядка. Характер этой мобилизации существенно изменился со времени Французской революции, положившей во многом начало перерастанию бывших династических войн в национальные. Это прозорливо смог увидеть и показать незаурядный мыслитель Карл Филипп Готфрид фон Клаузевиц (1780 – 1831). В своем знаменитом произведении «О войне», помимо всего того, что было нами сказано выше, показал, что, подобно влиянию революционной, или республиканской, веры, демократическая мобилизация приобретала такую интенсивность, которой не было прежде
