Генрика - [29]
— Не сяду…
— А-а, Тулин? Ждали тебя мы, ждали. Ох, е-мое, да какой же с тебя работяга? Ладно, хотя б аусвайс и паек, получишь. А ведь ты машинист?
— Был.
— Ну, машину знаешь, учить не надо. Ремонт, стало быть, по зубам.
А зубы нужны были крепкие, и силы рабочей — много. Вагоны, и паровозы-калеки, шли в депо каждый день. Война разрывала на части, калечила, жгла их за то, что они могли двигаться, значит, как люди, служили войне. Воевали тоже.
Поняв, что Тулин перехватил его наблюдающий взгляд, мастер Гнатышин, спросил
— А ты знаешь, что коменданту сказали, когда аусвайс тебе делали?
— Нет.
— Что ты на железной дороге, под Оршей работал. Попал на подрыв, стал калекой, а теперь переехал к родне.
И добавил:
— Забавно: ведь к нам, — не на площадь отправили. Ангел-хранитель? Судьба?
Легкий испуг предвкушал он увидеть в глазах изможденного, покалеченного человека, а, столкнувшись взглядом, испуг ощутил вдруг в себе. «Зачем ты сказал об этом?!» — прочел он в холодных зрачках Алексея Тулина.
— Ты очень молод, — примирительно согласился Гнатышин, — все может быть: и Судьба, и баловство с ее стороны. Лично я же случайностям не доверяю. Причина всему есть…
— Не верь, — сухо ответил Тулин.
В дверь к Аленке вежливо постучали. «Осип Палыч?!» — удивилась Аленка. Опешила, отступая, не зная, что говорить…
— Что-то с дверью, Ален, — Осип Палыч вошел уверенно, обернулся, ощупал косяк и шарниры, — непорядок, а?
И улыбнулся, отряхнув одна об другую, ладони.
— Сломалась — сказала Аленка.
— Ну, да ничего. Ведь стоит. Посторонних не пустит, так?
— Ну, — пожимая плечами, сказала Аленка, — стоит.
— Когда вот, стоит, — он опять улыбался, — Ален, — хорошо. Хорошо! Плохо, когда не стоит. Но ты мне вот что скажи, тебя Пашка мой, не обидел?
— Да нет, Осип Палыч.
Халатик, который наверное, мама купила Аленке еще подростку, потертый, но стираный, свеженький, делал ее угловатой немного. Но открывал, боже мой, ее ноги, до самых, до самой, почти что…
— Алена, — решился пройти в ее комнату, Палыч, — Ален, да, ты знаешь ли, что я пришел? Я, вот что… Я же тебе, со стекольней помог?
— Да.
— У-ух, да так, ничего ты живешь, Аленка? Кровать вот такая. Широкая, а!
Он сел на кровать и отставил винтовку. Может быть спохватился: не зря ли отставил? Но тянуться к ней снова, было бы просто нелепо.
— Так вот, помог, и еще помогу. Ты скажи только, как? Ну… Ты хочешь чего? В чем нуждаешься, а? Я могу. Все могу, Ален!
«Дурак! — свечением, как-то похожим на то, что блуждает в полярном небе, мелькало в глубинах души, — ты же мог ее, Осип Палыч, уже и не раз…» Терял он себя, отчего-то, при ней. Но хотел, господи, как он хотел ее…
Она, отступив, стояла напротив, скрестивши руки. От этого вверх, по животу, под грудь приподнимался и без того короткий подол халатика.
— Ну, вот, Ален, например, пайком. Или как его там, фуражом — тьфу ты-ё, — мануфакт… Ну одежда красивая, в общем. Для женщин. Красивая ж ты, Ален! Вот, тебе! Я могу, — у тебя все шкафы будут, во! — показал он ладонью над головой. — Такие платья, бельишко, ты знаешь: трусики-лифчики — шелк. И для тела — одно удовольствие, знаешь? Ты знаешь, Аленка, какое от них удовольствие, — этих вот, трусиков шелковых, а?…
Губы Аленки сжимались: один уголок она, пряча волнение, втягивала, и, не замечая, кусала. Пальцы приподнятой вдоль отворота ладони, теребили краешек, как раз у той самой ямочки, между ключиц.
— Оно пусть не новое, но все поглажено, чисто, Ален…
— Их заставили все это снять, а потом убили?
— Ален, да не только. Вот, тьфу ты-ё, — из шкафов конфискуют… Ален, — протянул он руки, — ну, подойди.
Она раскрестила руки. Убрала их за спину.
— Ален, — подождав, опустил он голову, — ты понимаешь, люблю. Вот, чего же я так? Я люблю… Из-за этого все…
Он чувствовал, как отшагнула она от стены. И губки она теперь не кусала. Они раскрылись, тайно, чуть слышно, вздыхая.
Сидеть истуканом теперь было глупо.
— Не веришь, Аленка? Конечно, не веришь. Зря…
Не двинулась с места Аленка. Отвернулась, припала плечом к равнодушной стене, как будто стала пониже, поменьше. Лицо скрылось в лодочке сложенных вместе ладоней.
— Я, знаешь ли, может быть, человеком мог стать. Тебе — вообще бы все сделал… Пойми, ни кому не скажем. Я ведь понимаю — свое у тебя может быть; у меня — свое. А что мы с тобой — это полная тайна. Гарантия — это, сама понимаешь, — я точно тебе обеспечу!
— Не хочешь, Аленка? — приблизился он. Ладонью, тихонько, подушками пальцев и только, прошелся по спинке. Легонечко чиркнул, направо-налево, у самой талии.
— Вот что, — почувствовал он что растаял, как и тогда ушел снова последний шанс. — Я тебе, все, понимаешь, с душой, рассказал… Не надо тебе по-хорошему? Нет? Значит, смотри, — и не будет! Не будет, ты слышишь? Ну все, я пошел!
Ждал, что она остановит. Но она и не шелохнулась.
— Прибежишь! — сказал он и захлопнул дверь.
— Мам, это я, открывай!
— Господи, Леш? Сам пришел? Боже…
— Да, мам, я уже на ходу. Я работаю, мам.
— Как? Как ты можешь работать?
— Да все хорошо, могу, мама.
— Господи, да хорошо! Значит, не тронут тебя теперь Леша?
— Нет, мама, не тронут. Есть документ. За меня теперь волноваться не надо. А как у тебя-то здоровье, мама?
Действительно ли неподвластны мы диктату времени настолько, насколько уверены в этом? Ни в роли участника событий, ни потом, когда делал книгу, не задумывался об этом. Вопрос возник позже – из отдаления, когда сам пересматривал книгу в роли читателя, а не автора. Мотивы – родители поступков, генераторы событий, рождаются в душе отдельной, в душе каждого из нас. Рождаются за тем, чтобы пресечься в жизни, объединяя, или разделяя, даже уничтожая втянутых в события людей.И время здесь играет роль. Время – уравнитель и катализатор, способный выжимать из человека все достоинства и все его пороки, дремавшие в иных условиях внутри, и никогда бы не увидевшие мир.Поэтому безвременье пугает нас…В этом выпуске две вещи из книги «Что такое ППС?»: повесть и небольшой, сопутствующий рассказ приключенческого жанра.ББК 84.4 УКР-РОСASBN 978-966-96890-2-3 © Добрынин В.
Они все не вымышлены: украинский мальчишка Мирон Выхованец; Рудольф Гёсс – комендант Освенцима; НКВДист Ткаченко и НКВДист без фамилии, другие герои. Все основные события книги подтверждены документально. Но это художественная книга. Не даты, с точным перечислением лиц и событий, перечислены в ней – а люди, их судьбы. В ней события – глазами героев, в ней боль – не из глубин или высоты полета творческого воображения автора – в ней живая боль победившего, побежденного, и опаленного войной человека.В силу не общепринятой, а объективной оценки событий минувшей войны, многие из документов которой впервые представлены в этой книге – «Последняя мировая…» не избежит полемики.
Не будь любви запретной, не будь трагедии — как знать, а состоялся бы Потемкин сыщиком?! Ну как? Ну почему — два сердца, и трагедия. Ну кто не уберег? Или Судьба?.. В этом выпуске — роман из книги «Станкевич».
Хеленка Соучкова живет в провинциальном чешском городке в гнетущей атмосфере середины 1970-х. Пражская весна позади, надежды на свободу рухнули. Но Хеленке всего восемь, и в ее мире много других проблем, больших и маленьких, кажущихся смешными и по-настоящему горьких. Смерть ровесницы, страшные сны, школьные обеды, злая учительница, любовь, предательство, фамилия, из-за которой дразнят. А еще запутанные и непонятные отношения взрослых, любимые занятия лепкой и немецким, мечты о Праге. Дитя своего времени, Хеленка принимает все как должное, и благодаря ее рассказу, наивному и абсолютно честному, мы видим эту эпоху без прикрас.
Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.
ББК 84. Р7 84(2Рос=Рус)6 П 58 В. Попов Запомните нас такими. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2003. — 288 с. ISBN 5-94214-058-8 «Запомните нас такими» — это улыбка шириной в сорок лет. Известный петербургский прозаик, мастер гротеска, Валерий Попов, начинает свои веселые мемуары с воспоминаний о встречах с друзьями-гениями в начале шестидесятых, затем идут едкие байки о монстрах застоя, и заканчивает он убийственным эссе об идолах современности. Любимый прием Попова — гротеск: превращение ужасного в смешное. Книга так же включает повесть «Свободное плавание» — о некоторых забавных странностях петербургской жизни. Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и связям с общественностью Администрации Санкт-Петербурга © Валерий Попов, 2003 © Издательство журнала «Звезда», 2003 © Сергей Шараев, худож.
ББК 84.Р7 П 58 Художник Эвелина Соловьева Попов В. Две поездки в Москву: Повести, рассказы. — Л.: Сов. писатель, 1985. — 480 с. Повести и рассказы ленинградского прозаика Валерия Попова затрагивают важные социально-нравственные проблемы. Героям В. Попова свойственна острая наблюдательность, жизнеутверждающий юмор, активное, творческое восприятие окружающего мира. © Издательство «Советский писатель», 1985 г.
Две неразлучные подруги Ханна и Эмори знают, что их дома разделяют всего тридцать шесть шагов. Семнадцать лет они все делали вместе: устраивали чаепития для плюшевых игрушек, смотрели на звезды, обсуждали музыку, книжки, мальчишек. Но они не знали, что незадолго до окончания школы их дружбе наступит конец и с этого момента все в жизни пойдет наперекосяк. А тут еще отец Ханны потратил все деньги, отложенные на учебу в университете, и теперь она пропустит целый год. И Эмори ждут нелегкие времена, ведь ей предстоит переехать в другой город и расстаться с парнем.
«Узники Птичьей башни» - роман о той Японии, куда простому туристу не попасть. Один день из жизни большой японской корпорации глазами иностранки. Кира живёт и работает в Японии. Каждое утро она едет в Синдзюку, деловой район Токио, где высятся скалы из стекла и бетона. Кира признаётся, через что ей довелось пройти в Птичьей башне, развенчивает миф за мифом и делится ошеломляющими открытиями. Примет ли героиня чужие правила игры или останется верной себе? Книга содержит нецензурную брань.