Генрих VIII и его королевы - [35]
Одна из проблем, с которой связано понимание драматических событий начала 1536 года, состоит в том, что все эти события видятся через прошлое. Например, в сентябре 1535 года, король и королева в конце летнего сезона общались свободно со всеми и друг с другом, они посетили Вулф-Холл близ Мальборо. Это было поместье сэра Джона Сеймура, одной из дочерей которого, Джейн, предстояло стать третьей женой Генриха. Это обстоятельство позволило предположить, что уже в сентябре 1535 года король начал домогаться Джейн Сеймур и что окончательный спад влияния Анны начался в это время. Нет, однако, никаких сведений о том, что Джейн находилась в Вулф-Холле во время этого визита, и существует множество свидетельств, подтверждающих, что король знал об ее присутствии при дворе уже в течение нескольких лет>[101]. Реальный повод, объясняющий, почему король решил оказать честь сэру Джону визитом, состоял, вероятно, в устройстве карьеры его старшего сына Эдварда, который состоял в королевской гвардии и заслужил уважение короля. Другими словами. Сеймуры были преуспевающим придворным семейством, у которого случайно оказался подходящий дом, расположенный по пути движения короля. В начале октябре французский посол сообщил Франциску, что король охладел к Анне, потому что нашел новую любовь, но такие сообщения поступали периодически и раньше и обычно ничего не означали, кроме танца с одной из фрейлин и посылки ей условного подарка. Позже, в октябре же, в некоторых сообщениях говорилось, что королевская чета «ласкова» друг с другом, а в ноябре один высокопоставленный наблюдатель говорил, что она имеет больше влияния на короля, чем Томас Кромвель, что, разумеется, звучало как похвала. Нет реальных причин предполагать, что Анна серьезно протестовала против увлечений Генриха вплоть до 1536 года. И рассказы о том, что он начал смотреть по сторонам, когда беременность сделала ее сексуально недоступной, — это просто сплетни. Даже те, кто ближе всего находился к Генриху и Анне, не могли понять природы их отношений, в которых любовь и ненависть были двумя сторонами одной и той же монеты и где гнев, смех и вожделение создавали удивительный калейдоскоп поступков. Это были необычные отношения, и Анна была совершенно необычной женщиной. Вся беда была в том, что Генрих по природе своей вовсе не был необычным человеком, и он действовал не против своей воли, а против своего склада ума. Если бы этот склад ума возобладал, их отношения легко бы могли прийти к концу. Однако это не совсем соответствует тому, что произошло.
История падения Анны Болейн еще более противоречива, чем история ее восхождения. Когда Екатерина умерла, все, казалось, испустили общий вздох облегчения. Возможно, теперь Мария станет вести себя не столь вызывающе, когда ее не будет поддерживать несгибаемая материнская воля. Возможно, император будет менее заинтересован во вмешательстве в английские дела и потребует от своего посла, чтобы тот прекратил действовать как подстрекатель. Возможно, те, кто продолжал признавать Екатерину королевой, смирятся теперь со вторым браком короля, и угроза политической нестабильности уменьшится. Часто говорилось о бесчувственности короля и его бестактной радости, но это было вполне понятно в создавшихся обстоятельствах. Несмотря на то, что, по сообщению Эдварда Холла, Анна по случаю траура облачилась в желтое, ее реакция была, вероятно, еще более двусмысленной>[102]. Теперь было меньше оснований оспаривать ее статус, но в действительности ее больше заботили претензии Марии на статус Елизаветы, а здесь все оставалось неизменным. Может быть, ей приходило в голову, что если она потеряет непредсказуемое расположение короля, то возникнет опасность, что его заставят или убедят вернуться к первой жене. Однако при ее прекрасно развивавшейся беременности и добром расположении Генриха не было, казалось, никаких явных поводов для беспокойства. Анна даже сделана еще одну попытку примириться с Марией, предложив себя в качестве «второй матери» в обмен на признание. Возможно, она попыталась воспользоваться ее бурным отчаянием или действительно испытывала сочувствие. В любом случае, она зря потратила время, потому что Мария оказалась не более сговорчивой, чем раньше. Шапуис был искренне опечален смертью Екатерины и оскорблен поведением Генриха, но поскольку отношения империи с Францией зашли в очередной тупик, не было надежды, что император обратится за защитой к своему кузену. Более того, король уже сказал послу без обиняков, что отношения между ним и его дочерью вообще не касаются Карла
