Генрих V - [5]

Главным наставником Генриха стал его богато одаренный молодой дядя Генрих Бофор. Однако достоверных сведений о том, что он находился в Оксфорде в то время, когда Бофор был в университете почетным ректором, не имеется. Согласно Вестминстерским [23] хроникам мальчик получал все развлечения, в которых участвовала знать того времени. Особенно ему нравились разведение охотничьих птиц и соколиная охота, страсть к которой он сохранил на всю жизнь. Очевидно, его обучали также и военному искусству. Кроме того, он учился играть на арфе и гитаре. В отчетах герцогства Ланкастерского имелась статья о расходах на струны для его арфы, что составляло 8 пенсов. Отсюда началась его любовь к музыке (известно, что он играл на арфе во времена военных кампаний во Франции).[8] Он умел читать и писать по-английски и по-французски. В возрасте восьми лет он также начал изучать латынь. Предполагается, что подобно другим мальчикам своего круга, видеться с отцом ему приходилось нечасто.

В октябре 1398 года одиннадцатилетний «лорд Генрих Монмутский» был призван своим кузеном Ричардом II ко двору. Несмотря на то, что мальчик получил «королевский дар» в 500 фунтов, он фактически был заложником и жизни его грозила опасность. Его отец Болингброк был изгнан за роль, которую он сыграл в уничтожении любимцев Ричарда за десять лет до этого, а также потому, что был наследником Джона Гонта, богатейшего человека Англии. Всего один год прошел с тех пор, как в тюрьме в Кале по распоряжению Ричарда был убит его дядя, герцог Глостерский. Он, несмотря на «кроткие и смиренные» мольбы о милосердии, был задушен в своей пуховой постели. Поэтому молодой Генрих не слишком уютно себя чувствовал рядом с троном.

Его отец, Генрих Болингброк, граф Дерби и герцог Херфорд, был красивым, хорошо сложенным мужчиной, носил завитые усы и небольшую раздвоенную бороду на королевский манер. Он родился в 1367 году [24] и был всего на три месяца моложе Ричарда. Как мы уже говорили, в его роду было две ветви Плантагенетов. Несмотря на то, что Генрих никогда не отказывал своим желаниям и был дамским любимцем, он одновременно оставался хорошим солдатом, который прекрасно умел фехтовать и любил рыцарские поединки, участвовал в крестовых походах. Он посещал госпитальеров[9] на Родосе и находившееся в осаде королевство Кипр. На стороне тевтонских рыцарей сражался в Пруссии и Литве против последних язычников в Европе. Пожалуй, из всех Плантагенетов ему довелось путешествовать больше, чем кому бы то ни было. Он побывал в Венеции, Милане, Вене и Праге. Куда бы он ни ехал, всегда брал с собой домашний оркестр, состоявший из барабанщиков, трубачей и волынщиков (дудочников). Сам он тоже был настоящим музыкантом. Кроме того, он был на удивление хорошо начитан. Ему были знакомы английские и французские книги, хотя предпочтение он отдавал французскому языку. Иногда он цитировал что-нибудь из латыни.

Несмотря на все эти изысканные манеры, у Болингброка мало было общего с королем Ричардом, который так и не простил графу участие в мятеже против него в 1387 году, а также то, что в 1388 году тот участвовал в сражении против армии его фаворитов при Редкоут [25] Бридж, где все они были уничтожены. Кроме того, у короля были подозрения, что Болингброк строил планы свержения его с трона. Несмотря на факт, что Ричард в 1398 году дал графу титул герцога Херфорда, он был преисполнен решимости не позволить Болингброку завладеть бесчисленными богатствами Гонта. В тот же год, немного погодя, Болингброк посредством Гонта сообщил королю, что герцог Норфолкский предупредил его о том, что король не простил им участия в событиях при Редкоуте. Тогда же в присутствии короля он обвинил Норфолка в предательстве. Герцог с выдвинутыми против него обвинениями не согласился, и Ричард передал спор на рассмотрение парламентского комитета. Комитет, который, как всем было известно, находился под контролем короля, вынес решение разрешить спор в единоборстве.

Поединок должен был состояться в Ковентри в день Св. Ламберта (16 сентября) 1398 года и стать важным событием года. Болингброк был фаворитом из-за своей силы и мастерства. В назначенный день он появился в доспехах на белом боевом коне, покрытом синими и зелеными роскошными бархатными попонами, на которых золотой нитью были вышиты лебеди и антилопы. Боевая лошадь его противника была украшена алым бархатом, расшитым серебряными львами и тутовыми деревьями. Но король, бросив со своего помоста жезл, остановил поединок. Он осудил герцога Норфолкского на пожизненное изгнание, а Болингброка — на десять лет. Ему не нужна была победа ни одного из них, он хотел уничтожить их обоих.

Любой мальчик, доведись его отцу принимать участие в таком единоборстве, почувствовал бы священный трепет. Несомненно, молодой Генрих Монмутский [26] испытал немалое разочарование по поводу того, что поединок не состоялся. Несомненно, изгнание отца не могло не удручить юношу. С другой стороны, именно оно послужило причиной его призвания ко двору.

Король Ричард был опасной фигурой, нервным и властным, недоверчивым и не вызывающим доверия, подверженный приступам яростного гнева. Расправы над дядей мальчика — Глостером ему показалось мало и он в том же 1398 году без суда и следствия приказывает обезглавить в Тауэре графа Арундела. Кроме того, он приговаривает к вечному изгнанию архиепископа Кентерберийского (брата Арундела) и графа Уорвика. Последнему удалось спасти собственную жизнь только благодаря тому, что он валялся в ногах короля и молил о прощении. Все они, как и Генрих Болингброк, принимали участие в мятеже 1388 года. С Болингброком король еще до конца не рассчитался. В этот период правления Ричарда бывали дни, когда он сидел в короне на троне с обеда, который начинался в 9 часов утра, и до сумерек. Такой порядок мог продолжаться изо дня в день, в полной тишине и при всем дворе. Любой, кто попадался ему на глаза, должен был падать на колени. Вот уже целый год длились дебаты о провозглашении его императором Священной Римской империи (вместо императора Венцеля Пьяницы, которого должны были в скором времени сместить). Эстет, чей двор считался в Европе одним из самых элегантных, с его утонченными манерами, несомненно, не мог не изумить юного заложника. Удивительным было и начало применения при дворе носовых платков — «маленьких кусочков (ткани), предназначавшихся для того, чтобы король мог носить их в руке и по мере надобности вытирать и прочищать свой нос». Но деликатные манеры короля никогда не [27] останавливали его против кровопролития. Несмотря на то, что внешне Ричард как будто полюбил юного Генриха, мальчик не мог не испытывать волнения и беспокойства в присутствии этой внушающей священный страх коронованной и помазанной на царство особы. Мальчик, осознававший свое собственное величие, не мог не понимать, что эта особа была врагом его, Генриха Монмутского, сына изгнанного отца.