Генрих V - [3]
Несчастья, которым подвергли военные кампании Генриха французов, неоспоримы. В северо-западной Франции любой местный историк может показать вам город, замок, аббатство или церковь, разграбленную его солдатами. Жизнь в сельских районах превратилась в ночной кошмар. Когда англичане делали налеты на вражеские территории, они убивали все, что двигалось, уничтожали урожай и продовольствие, угоняли домашний скот, стремясь ослабить своего противника за счет доведения до голода гражданского населения. Положение на оккупированных землях было немногим лучше из-за вымогательства, которое проводили английские гарнизоны. Деревни были вынуждены платить непомерные дани провизией и вином, а также деньгами. В случае отказа следовали расправы, казни и поджоги.
Все же амбиции Генриха подогревались чем-то более сложным, чем простое стремление к завоеванию. В нем жила потребность доказать, что он был настоящим королем Англии. Отец его узурпировал трон и, как это показали Йорки во время Войны Роз, существовали другие кандидаты на английский престол с более [16] весомыми правами перед законом. Если бы он сумел реализовать мечту своего прапрадеда Эдуарда III — завоевать трон Франции, то в борьбе бы показал, что Бог подтверждает его право на английскую корону.
В девятнадцатом веке французские «патриотически настроенные» историки с однозначной суровостью относились к Столетней войне, давая столь же искаженный портрет Генриха V, как и английская миниатюра. В англосаксах пятнадцатого века они видели первых «бошей». В свою очередь, английские историки на этот ксенофобический взрыв отреагировали с неменьшим шовинизмом, который сочетался у них с холодным допущением объективности (хотя найдется немного авторов, которые в неменьшей степени позаботились бы о том, чтобы скрыть свою неприязнь ко всему французскому, чем это сделали высокочтимые Вили и Во в своем колоссальном труде об эпохе короля). Даже сегодня у англичан и французов на этот счет имеются разные суждения. Харрисс считает, что Генрих «понимал», что французская корона «могла надежно оставаться в руках только того человека, которого французы примут как короля в том смысле, как это понимают англичане... будь в его распоряжении годы, то он со своей энергичностью и везением мог бы придать развитию обеих наций новое направление точно также, как за короткое время ему удалось добиться определенной удачи в Англии».[4] Напротив, Эдуард Перруа приписывает успехи Генриха «его преждевременной смерти в самом расцвете его беспримерной славы, которая вознесла его так высоко, даже слишком высоко в глазах потомства». Он говорит также о его лицемерном фанатизме, двурушничестве, притворстве в соблюдении [17] законности и заглаживании обид, к которым он прибегал только для того, чтобы добиться своих целей». Таким образом, равновесие сохраняется.[5]
В английских исследованиях, посвященных этому королю, в основном, игнорируются французские хронисты за некоторым исключением той дани, что была отдана ему уже после его смерти. Следует, однако, не забывать о том, что некоторые из их хроник были заимствованы друг у друга, а некоторые были сделаны уже годы спустя после смерти короля. Тем не менее, все они жили во время его правления (Жювеналю дез Юрсену, монаху из Сен-Дени, и Монстрелею в момент смерти короля было за тридцать) и разговаривали с теми людьми, которым довелось быть участниками описываемых ими событий. И если эти летописцы были настроены против короля, то английские историки, напротив, были лишены объективности к Генриху V. Обычно люди предпочитают в большей степени доверять свидетельствам оккупированных, а не оккупантов. Также и события во Франции 1940—1944 годов предпочитают рассматривать с точки зрения французов, а не немцев.
Английские историки отказываются воспринимать Столетнюю войну в пятнадцатом веке как конфликт между французами и англичанами. Свою точку зрения они аргументируют тем, что, если у англичан имелось развитое национальное чувство, то у французов отсутствовала единая общность людей, а были только отдельные группы, населявшие те или иные районы Франции. Несмотря на то, что Франция в те дни не воспринималась такой, какой она воспринимается сегодня, тем не менее идея французского государства все же существовала и выражалась фразой «честь цветка лилии». К [18] пятнадцатому веку национализм французов развился до такой степени, что своих соседей за проливом Ла-Манш они воспринимали как своих кровных врагов. Если сам Генрих не мыслил национальными категориями, для него вся Франция была «моим наследством», то его подчиненные, наоборот, мыслили именно этими категориями, отчего и родилась ксенофобия. Большая часть несчастий Франции этого периода была вызвана французами, но все же все французские хронисты едины в одном: их лютыми врагами были англичане. Если к тому времени, когда Генрих вторгся в их страну, французы обладали слабым чувством национального самосознания, то в борьбе с ним это чувство получило стремительное развитие. Короля они воспринимали именно так, как он и говорил: «Я — бич Божий», разве что считая его скорее бичом Дьявола, а не Бога. [19]

Книга известного английского историка, основанная на богатом фактическом материале, знакомит читателя с основными вехами биографии Наполеона Бонапарта и Адольфа Гитлера. Автор анализирует закономерности их взлета и причины падения, находя логические, а подчас неожиданные параллели в жизни и политической деятельности двух тиранов.

Книга британского историка Десмонда Сьюарда посвящена истории военно-монашеских объединений: орденам тамплиеров и госпитальеров, сражавшимся с неверными в Палестине; Тевтонскому ордену и его столкновениям с пруссами и славянскими народами; испанским и португальским орденам Сантьяго, Калатравы и Алькантары и их участию в Реконкисте; а также малоизвестным братствам, таким как ордена Святого Фомы и Монтегаудио. Помимо описания сражений и политических интриг с участием рыцарей и магистров, автор детально описывает типичные для орденов форму одежды, символику и вооружение, образ жизни, иерархию и устав.

Серию «Тирания» продолжает описание жизни и судьбы Наполеона Бонапарта и его семьи. Автор показывает его не только талантливым честолюбцем, гениальным полководцем, но и жестоким завоевателем и деспотом, поставившим достигнутые им завоеваний на службу своему честолюбию и благополучию своего клана. На основе уникального, малоизвестного фактического материала прослеживается жизненный путь близких родственников великого корсиканца, помогавших ему укреплять созданную им империю.

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

Изучению поэтических миров Александра Пушкина и Бориса Пастернака в разное время посвящали свои силы лучшие отечественные литературоведы. В их ряду видное место занимает Александр Алексеевич Долинин, известный филолог, почетный профессор Университета штата Висконсин в Мэдисоне, автор многочисленных трудов по русской, английской и американской словесности. В этот сборник вошли его работы о двух великих поэтах, объединенные общими исследовательскими установками. В каждой из статей автор пытается разгадать определенную загадку, лежащую в поле поэтики или истории литературы, разрешить кажущиеся противоречия и неясные аллюзии в тексте, установить его контексты и подтексты.

Книга представляет собой галерею портретов русских либеральных мыслителей и политиков XVIII–XIX столетий, созданную усилиями ведущих исследователей российской политической мысли. Среди героев книги присутствуют люди разных профессий, культурных и политических пристрастий, иногда остро полемизировавшие друг с другом. Однако предмет их спора состоял в том, чтобы наметить наиболее органичные для России пути достижения единой либеральной цели – обретения «русской свободы», понимаемой в первую очередь как позитивная, творческая свобода личности.

Отец Александр Мень (1935–1990) принадлежит к числу выдающихся людей России второй половины XX века. Можно сказать, что он стал духовным пастырем целого поколения и в глазах огромного числа людей был нравственным лидером страны. Редкостное понимание чужой души было особым даром отца Александра. Его горячую любовь почувствовал каждый из его духовных чад, к числу которых принадлежит и автор этой книги.Нравственный авторитет отца Александра в какой-то момент оказался сильнее власти. Его убили именно тогда, когда он получил возможность проповедовать миллионам людей.О жизни и трагической гибели отца Александра Меня и рассказывается в этой книге.

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но всё же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии.

Неизданные произведения культового автора середины XX века, основоположника российского верлибра. Представленный том стихотворений и поэм 1963–1972 гг. Г. Алексеев считал своей главной Книгой. «В Книгу вошло все более или менее состоявшееся и стилистически однородное из написанного за десять лет», – отмечал автор. Но затем последовали новые тома, в том числе «Послекнижие».