Генрих V. Принц-плейбой ставший королем-воином - [33]

.

Но хотя парламент был убежден, что король скоро вернется в Англию, учитывая, что на 1 декабря был назначен официальный въезд Генриха в Париж, а Генеральные штаты и судебное заседание были назначены на конец месяца, такие заверения, очевидно, были неискренними. Возможно, общины были раздражены тем, что их ввели в заблуждение. Они успешно ходатайствовали о том, чтобы в случае возвращения короля во время этого или любого другого будущего парламента, не было необходимости в роспуске или созыве нового собрания: они были обеспокоены тем, что Генрих нарушит и подорвет уже достигнутые договоренности. Более широкие опасения проявились в их просьбе, которая также была удовлетворена, подтвердить статут Эдуарда III, принятый в парламенте 1340 года после принятия им титула короля Франции: согласно этому статуту, англичане никогда не должны быть подданными короля Англии как короля Франции. Хотя они благоговейно говорили о том, что король приобрел свои новые титулы "благодаря милости и могущественной помощи Бога, а также благодаря его рыцарским, усердным и трудным трудам",[153] их прошение указывает на то, что они не считали договор в Труа достаточно четким в отношении гарантии английской независимости — и, несомненно, больше заботившимся о сохранении французских свобод и идентичности.

Было еще два вопроса, по которым общины выразили свою озабоченность, но получили отпор. В начале работы парламента хранитель королевства в отсутствие короля, брат Генриха, Хамфри, герцог Глостерский, заявил общинам, что петиции, поданные ему, не будут ангроссированы (ратифицированы и зачислены) до тех пор, пока они не будут отправлены королю за границу. Другими словами, Генрих не был готов делегировать полномочия в свое отсутствие в королевстве, что для общин могло привести лишь к задержкам в ведении дел. Отвечая герцогу Глостеру, они попросили, чтобы все петиции были "отвечены и определены в пределах королевства Англия во время работы этого парламента", и такой порядок должен применяться ко всем будущим парламентам. Неудивительно, что был получен ответ, что следует запросить мнение короля[154]. Общины, почти всегда склонные к протекционизму, выдвинули изобретательный аргумент, что теперь, когда Генрих держит в своих руках оба берега Ла-Манша, иностранцы, желающие проплыть через него, должны платить пошлину. Это предложение было отклонено, как и их просьба о подтверждении якобы существовавшего древнего договора о том, что во Фландрию можно ввозить только английскую шерсть. Подобные меры могли привести только к отчуждению герцога Бургундского, чего английская корона никак не могла допустить, поскольку он был ключевым союзником.

Общины были настолько обеспокоены договором в Труа, что не предпринимали никаких усилий для его ратификации в парламенте, как того требовали его условия, пока король не вернулся в Англию. Аналогичным образом, было сочтено разумным не обращаться к общинам с просьбой о налоговых субсидиях на этом заседании парламента. В своей вступительной речи канцлер признал, что финансы были в дефиците, потому что так много их ушло за границу на оплату войны. Годы между 1415 и 1419 были исключительно тяжелыми в налоговом отношении, и отчаянные поиски средств заставили Генриха не оставлять камня на камне: это, несомненно, сыграло свою роль в его обращении с мачехой, Жанной Наваррской, которая была обвинена в колдовстве и тем самым лишилась своих земельных владений в пользу короны. В Англии были и другие признаки усталости от войны. Набирать людей для экспедиций было уже не так легко, как раньше, поскольку возможности для получения прибыли сократились. Попытки собрать войска в Норфолке в 1419 году и Йоркшире и Линкольншире в 1420 году вызвали разнообразные отговорки, почему люди не хотят служить: бедность, отсутствие лошадей и снаряжения, подагра, водянка. В Йоркшире только 5 из 96 призванных изъявили желание служить: двое мужчин из Холдернесса просто сказали, что они готовы нести любую службу в пределах королевства Англия, но не пойдут за его пределы[155]. Впервые с 1414 года возникла проблема правопорядка, о чем свидетельствует бунт в Саффолке в июле 1420 г.[156].

Теоретически, король мог управлять Англией заочно. Механизм и практика управления были достаточно бюрократическими, чтобы позволить это, но Генрих, как правило, настаивал на том, чтобы дела передавались ему на утверждение. К концу 1420 года он отсутствовал в Англии непрерывно более трех лет — беспрецедентный случай в новейшей истории, — что создавало реальную опасность того, что возмущенная страна будет считать себя просто дойной коровой для заморских амбиций Генриха. Предыдущему парламенту в октябре 1419 года были даны заверения в том, что "король питает сильную привязанность к своему королевству Англия и желает знать, как мир и законы страны и его чиновники управляли в его отсутствие; и если что-то из этого нуждается в изменении, пусть это будет обеспечено добрым и мудрым советом в этом парламенте". Но в то же время, погрузившись в первые переговоры с французами после убийства в Монтеро, Генрих попросил канцлера донести до парламента мысль о том, что если война будет прекращена из-за нехватки средств, результатом станет катастрофа. Необходимо было оказать поддержку королю, "чтобы он чувствовал, что его народ здесь смотрит на него и его владения в настоящее время с любовью и полной привязанностью"