Генрих V. Принц-плейбой ставший королем-воином - [32]

Хотя время пребывания Генриха в качестве регента Франции было занято военными действиями, его влияние на французское правительство было значительным, как и следовало ожидать от монарха, который серьезно относился к своим обязанностям, и в ситуации, когда Карл VI продолжал страдать от "отлучек", как в королевских документах назывались периоды, когда его психическое состояние ухудшалось, что делало его активное участие в управлении непоследовательным и минимальным. Генрих даже издал несколько королевских указов от своего имени как наследника, хотя большинство из них были от имени Карла VI "по совету и решению нашего любимого наследника и регента короля Англии"[148]. Находясь в Париже, Генрих лично проводил заседания королевского совета, как это было 3 июня 1422 года, и мы видим, что с ним консультировались парламент и другие органы власти. Он также отвечал за назначения на государственные должности, но всегда старался, за исключением высших военных постов в Париже (на которые он назначил своего брата Томаса, а впоследствии герцога Эксетера), использовать французов бургундского происхождения. Его влияние на церковные назначения было таким же, как и в Англии: в декабре 1420 года капитул Нотр-Дам избрал Жана Куртекюисса епископом Парижа, против чего выступали и Генрих, и герцог Филипп. Хотя назначение было подтверждено Папой, Генрих продолжал упрямиться, и его влияние оказалось решающим: в итоге 12 июня 1422 года Папа назначил Куртекюисса епископом Женевы.

6 декабря 1420 года Генрих присутствовал вместе с Карлом на заседании Генеральных штатов в Париже, где они ратифицировали договор в Труа, приветствуя его как "к чести и хвале Бога, а также к общественному благу и пользе этого королевства Франции и всех его подданных"[149]. По приказу Генриха штаты также обсудили вопросы налогообложения, результатом чего стал указ, даровавший Генриху доходы с различных налогов с продаж и габеля (налога на соль) сроком на один год с 1 февраля 1421 года. Эти доходы предназначались для ведения военных действий против дофина. На заседаниях парламента была выражена озабоченность состоянием валюты: реформы Генриха как регента, включая перечеканку монет и ограничение налоговых льгот, помогли обратить вспять обесценивание французской валюты и решить другие проблемы, с которыми столкнулась французская экономика после Азенкура. Эти меры, а также возобновление торговли с Англией сделали регентство Генриха синонимом хорошего правительства.

Несмотря на очаги сопротивления, для многих во Франции договор стал долгожданным облегчением, представляя собой разрешение многолетних гражданских беспорядков и раздоров. Особенно рады были бургундцы, которые рассматривали его как верное средство мести арманьякам. Генрих справился с задачей управления Францией, что свидетельствует о его способности быстро учиться и погружаться в управление Францией. Однако он не мог забывать о том, что он также был королем Англии. Договор ознаменовал собой переворот в английской политике по отношению к Франции. До сих пор Генрих поощрял враждебную позицию, даже ксенофобию, особенно в его отказе с лета 1417 года от англо-нормандского языка в пользу английского в своих письмах на родину, что некоторые считают нужным назвать "языковой политикой"[150]. Ранее он подчеркивал свою английскость и превосходство Англии, но теперь это не укладывалось в условия договора. Если англичане с удовольствием поддерживали войну против французов, то будут ли они так же довольны поддержкой войны, которую Генрих теперь вел как наследник французского престола против одной партии во Франции? Кроме того, договор уменьшал перспективы земельных выгод для солдат и администраторов, поскольку теперь французы были союзниками, а не завоеванным народом, и требовал от командиров и войск сотрудничества с теми, кто ранее был их врагами. Несмотря на то, что Англия праздновала завоевание Генрихом Франции, беспокойство по поводу новых договоренностей стало нарастать — и нигде больше, чем в парламенте.

2 декабря 1420 года, на открытии новой сессии парламента, канцлер сообщил собравшимся лордам и общинам, что король не может присутствовать лично, так как он "занят за границей, исправляя ситуацию там и работая над большей безопасностью себя и своих английских подданных"[151]. В ходе другого обсуждения парламент признал, что в качестве наследника и регента, а со временем и короля Франции, Генрих неизбежно будет "иногда находиться по эту сторону моря, а иногда по другую, как ему покажется лучше по его усмотрению". В дебаты по этому вопросу вкралась нотка беспокойства, и общины выдвинули пять петиций, касающихся этого вопроса. Первая, правда, гласила, что король и королева должны быть призваны вернуться в Англию в ближайшее время "для утешения, облегчения и поддержки общин". Несмотря на заверения канцлера в его вступительной речи, общины были обеспокоены тем, что король знал, что его личное присутствие в Англии очень желательно, и — учитывая соперничающие претензии на его внимание — хотели знать, что сам Генрих желает прежде всего "процветания и хорошего управления этим королевством "