Генрих V - [124]

Вскоре были назначены настоятельница и духовник нового монастыря, а в мае 1415 года из Швеции прибыли несколько монахинь и один монах. Однако, вероятно, из-за разногласий по поводу толкования "Устава Бригитты", который из-за церковного раскола еще не было должным образом принято церковью, только летом 1418 года, в ответ на просьбу самого Генриха, было получено одобрение Мартина V. До этого мало что удалось сделать. Но 1 апреля 1420 года (король-основатель в этот момент находились во Франции) тридцать семь мужчин и женщин приняли обеты, и монастырь, которому суждено было переехать на новое место десятилетие спустя, начал свое существование. 5 мая первая настоятельница и духовник были официально утверждены епископом Лондона[921].

Как, спросим мы, выглядела эта новая "смешанная" община для внешнего мира? Поучителен взгляд стороннего наблюдателя, который сам был монахом. Томас Уолсингем, бенедиктинец из Сент-Олбанса, человек зрелых лет, который провел свою жизнь в мужской монашеской общине со множеством контактов за пределами монастыря, около 1420 года, опубликовал свой некритичный взгляд на то, как он относился к этому последнему пополнению монашеской общины. Факты, которые он привел, позволяют предположить, что у него была копия устава об основании монастыря. Он говорил об их аскетизме: они использовали не лен, а шерсть; они должны были каждый год подсчитывать, сколько пищи они будут потреблять в течение следующего, и поэтому не могли позволить себе ничего тратить; им не разрешалось иметь имущество, и ни один посетитель не мог войти в их обитель. Это была жизнь по правилу Христа, которую Уолсингем кратко описал ("прежде чем поспешить к другим делам") со смесью благоговения и неверия. Как могли мужчины и женщины, живущие в монастыре, существовать так близко друг к другу? Он должен был уважать образ жизни, который они выбрали (в конце концов, монастырь был основан человеком, которым он очень восхищался), но чувствуется, что все это было слишком ново и немного не по нему[922].

Несмотря на неудачу — и быструю неудачу — третий из предполагаемых монастырей Генриха должен быть упомянут, поскольку он снова наводит нас на мысль, что его выбор монашеских орденов в некотором роде отражал важный аспект его характера: аскетизм. Основанные в Италии и названные в честь Целестина V, человека, который оставил папский престол в 1294 году после короткого понтификата, длившегося менее полугода, целестинцы хорошо зарекомендовали себя во Франции и имели важный монастырь в Париже. Их правила были по сути бенедиктинскими, но, как заметил Томас Уолсингем, они соблюдали их до буквы, и, кроме того, они отрезали себя от любых контактов с миром за пределами своих стен[923]. Какова была судьба эксперимента Генриха, неясно. Известно, что до августа 1414 года Генрих уже заявлял о своем намерении поощрять основание монастыря в Англии, и что в это время епископы Куртене и Лэнгли, находясь с посольством в Париже, посетили там монастырь целестинского ордена, после чего три монаха сопровождали их обратно в Англию с намерением основать новый монастырь, который Генрих планировал разместить в Шине. Но, вероятно, из-за войны, этот план не получил развития, и больше об этом проекте ничего не было слышно[924].

Личное поощрение Генрихом активной религиозной жизни должно было принять другое направление — реформаторское. В этом, как и в выборе монашеских орденов для поощрения, мы видим, что Генрих руководствовался двумя факторами: его собственным желанием, чтобы монашеская жизнь, особенно жизнь бенедиктинцев, велась в полной мере; и более широким интересом к реформам, который был частью общественного мнения того времени. Что подтолкнуло его к действию в 1421 году, мы не знаем. Томас Споффорд, аббат Святой Марии в Йорке, и королевский представитель на соборе в Констанце в 1414 году, участвовал в реформе немецких бенедиктинцев в Петерсхаузене в 1417 году, и вполне возможно, что Генрих, который с тех пор имел не мало дел с монастырями ордена в Нормандии, мог обдумывать действия по возвращении в Англию. Возможно, к действиям его подтолкнул приор Маунт-Грейс, чье соблюдение монашеских правил было более строгим, чем у "черных монахов", как называли бенедиктинцев. Судя по всему, его беспокоило то, как в июле 1420 года были выбраны три председателя капитула бенедиктинского ордена, и как это может повлиять на следующий собор, который должен был состояться три года спустя.

Именно во время празднования Пасхи в Лестере Генрих, поинтересовавшись у аббата Бери-Сент-Эдмундса, когда будет проведен следующий капитул, и получив ответ, что это дело президентов, тем не менее, решил действовать сам. 25 марта 1421 года он написал президентам, что "по ряду вопросов, касающихся поклонения Богу и блага вашего ордена", он просит созвать собор его членов в Вестминстере 5 мая[925]. Вероятно, через два дня (парламент и собор церковной провинции Кентербери также заседали) Генрих обратился к 360 или около того монахам, явившимся на собор. Как современный преемник людей, основавших и одаривших монастыри и поощрявших монашеский образ жизни (аккуратная ссылка на его собственные усилия в прежние годы), он был обеспокоен тем, что устав ордена игнорируется и что первоначальный дух, лежащий в основе монашеского призвания, находится в опасности. Как при основании своих монастырей в Шине и Айлворте он подчеркивал значение, которое он придавал молитве, так и, обращаясь к собравшимся монахам-бенедиктинцам, он подчеркнул, как его воодушевило то, что монашеские общины страны молились за него и его армию, которая готовилась к сражению с французской армией при Азенкуре