Генрих Третий. Последний из Валуа - [42]

Генрих возвращается в Париж; словно для того, чтобы насладиться первыми плодами своего королевского звания, в действительности же – с намерением воспользоваться любыми уловками, дабы избавиться от него.

Глава 11 Король поневоле (6 июля 1573 – 18 февраля 1574)

Обняв мать и насладившись пылкими объятиями Марии, новый монарх должен был пойти поприветствовать короля.

Он был потрясен переменой, происшедшей в Карле за несколько месяцев: казалось, его придавило бремя жизни, угрызения совести сделали еще более яростными и частыми нервные приступы, а чахотка вконец подточила его тело атлета.

Увидев потухший взгляд брата, болезненный румянец на его щеках, Генрих подумал: «Он уже покойник».

И он тут же еще раз поклялся никуда не уезжать.

Карл IX, пребывавший в возбужденно-болезненном состоянии, принимая монсеньора, даже не думал скрывать своей злобной радости от того, что тот скоро покинет Францию. Его неприязнь к брату превратилась в ненависть, он видел в Генрихе первопричину всех своих страданий, физических и моральных, и нисколько не сомневался, что, когда тот уедет, к нему вернутся здоровье и покой.

Он уже начал переговоры с Германией и с Италией, устраивая скорейший отъезд своего брата. Немецкие протестантские князья не скрывали своей враждебности по отношению к одному из вдохновителей Варфоломеевской ночи. Пришлось пообещать им, что Польша будет поддерживать нидерландских мятежников до тех пор, пока не будет получено разрешение на проезд монсеньора через их земли.

Генрих отчаянно пытался остаться во Франции под любым предлогом. Герцог Неверский был занят подготовкой проекта всеобщей государственной реформы. Проект этот должен был представить королю монсеньор; предполагалось, что ему будет поручено и осуществлять проект. Но ход событий изменился.

Все в Лувре с нетерпением ожидали его отъезда: Гизы – чтобы оказаться единственными руководителями католического движения, новая партия Политики – чтобы получить доступ к управлению государством. Герцог Алансонский уже потребовал, чтобы его назначили генерал-лейтенантом королевства.

У незадачливого юноши теперь был фаворит, Гиацинт де Ла Моль, честолюбивый двадцатичетырехлетний молодой человек, страстный дамский угодник. Никто не мог устоять перед ним, поскольку, как возмущенно заметила Жанна д’Альбре, «при этом дворе не мужчины домогались женщин, а женщины искали мужчин».

Этот искатель приключений не боялся засматриваться даже на принцесс; он осмелился объясниться в любви мадам Конде. Придя в бешенство, Генрих потребовал, чтобы соперника удалили от двора, но герцог Алансонский поднял страшный крик, и король, обрадованный возможностью отказать в чем-то монсеньору, оставляет де Ла Моля.

Горя желанием отомстить, фаворит герцога Алансонского тут же начал враждебные действия против нового короля Польши. Несмотря на то что у королевы-матери были прекрасные осведомители, ей не удалось спутать карты этого человека, как не удалось и воспрепятствовать союзу герцога Алансонского с Бурбонами, желавшими как можно скорее избавиться от Генриха.

Конде метал на свою жену злобные взгляды и не скрывал намерения вернуть ее, как только его соперник уедет, а может быть, и отомстить. Генрих, как всегда, плакался матери. Екатерина его успокаивала, напоминала о его славе, предупреждала о том, как опасно нарушать волю Карла IX. А кроме того, каким образом можно было избежать отъезда, если прибытие польских послов ожидалось со дня на день?

Они въехали в Париж 19 августа. В Лувре состоялся большой прием. Карл IX в торжественных случаях бывал так же величественен, как его предки. Подлинное величие сквозило в каждом его жесте, когда он в окружении двух королев, короля Польши, герцога Алансонского, короля и королевы Наваррских, с короной на голове и в мантии, расшитой цветами лилии, символом королевского дома Франции, принимал польских послов.

Польский посол Ласки не знал французского языка и обратился к королю по-латыни. Марго, единственная из всей королевской семьи владевшая этим языком, сумела достойно ответить.

Многообещающий взгляд принцессы, золото ее волос, богатство ее одежд, и особенно образованность, совершенно заворожили поляков. Они рассыпались в комплиментах, называя Маргариту самым совершенным творением на земле.

Все это время Генрих рассматривал своих новых подданных и был крайне разочарован. Их длинные усы и седые бороды, их расшитые золотом платья и богатые украшения, выдававшие склонность к восточным излишествам, были неприятны новому королю. Им было трудно понравиться друг другу, поскольку в буквальном смысле слова они говорили на разных языках. Добрый Амио так и не научил своего воспитанника говорить по-латыни, а при мысли о том, что придется учить польский, у Генриха опускались руки. Он представлял себя в старом дворце совершенно одного, чужого всем, а кругом только снега.

Чтобы скрыть дурное настроение своего сына, Екатерина устраивает бесконечные празднества, балы, карусели, иллюминации, фейерверки. Карл IX прилагает усилия, дабы участвовать во всех увеселениях, но во время танцев ему приходится останавливаться, чтобы вытереть кровь. Видя, насколько ему плохо, герцог Алансонский испытывал зловещее удовлетворение – когда король умрет, а Генрих будет томиться в Кракове, кто помешает ему овладеть короной? Но Екатерина была начеку.