Генрих IV. Людовик XIII и Ришелье - [27]

Он ни за что не хотел учиться танцевать, поскольку на первом же уроке учитель танцев сказал ему:

— Согнитесь, отступите назад!

— Черт побери! — произнес он. — Господин учитель, ничего этого я делать не буду: Крийон никогда не сгиба­ется и не отступает.

Крийон был рьяным католиком и прилюдно дал этому доказательство. Однажды, в Страстную пятницу, когда он 75

находился в церкви и священник рассказывал там о рас­пятии Христа на кресте, страдания Спасителя привели Крийона в отчаяние.

— Черт побери! — воскликнул он. — Монсеньор Иисус Христос, как же вам не повезло, что там не было Крий­она, ведь будь он рядом, вас ни за что не распяли бы!

Когда Генрих приехал в Лион, чтобы встретить там Марию Медичи, он сказал будущей королеве Франции, указывая ей на Крийона:

— Сударыня, я представляю вам лучшего полководца в мире.

— Вы лжете, государь, — ответил Крийон. — Лучший полководец в мире — это вы.

Крийон умер 2 декабря 1615 года. 3 декабря медики вскрыли его тело; оно было покрыто двадцатью двумя ранами, а сердце его оказалось вдвое больше, чем у про­чих людей.

Вернемся к королю, которому следовало упрекать себя за то, что он не сделал Крийона маршалом Франции. Правда, Крийон наряду с Сюлли помешал Габриель стать королевой.

Мы уже рассказывали о визите, который Генрих IV нанес г-же де Монпансье, своей тетке, по возвращении в Париж.

Но он нанес визит и другой своей тетке, г-же де Конде, вдове принца де Конде, убитого при Жарнаке.

Однако ее не оказалось на месте, и, поскольку в доме не нашлось никого, кто сказал бы ему об этом, он про­шел вплоть до ее спальни.

Незадолго до этого оттуда вышел г-н де Ноайль, оставив на постели листок с двумя стихотворными строчками:

Ни блага, ни удача не могут утешать,

Когда с моей богиней я в разлуке.

Генрих взял перо и, завершая четверостишие, написал еще две строчки под двумя первыми:

Не стоит тетушку богиней называть:

Любить мужчин — вот вся ее наука.

После чего он вышел.

Предстояло наставить короля в католической вере. Эта обязанность, трудная в любом случае, а особенно труд­ная, когда речь шла о наставлении такого остроумного человека, как Генрих IV, была возложена на г-на дю Пер­рона, епископа Эврё.

Епископ начал с объяснений, что такое ад.

Генрих, казалось, проявлял великое внимание к тому, что говорил прелат.

Это ободрило епископа.

— А теперь, государь, — сказал он, — мы перейдем к чистилищу.

— Не надо, — ответил король.

— Почему же не надо? — спросил епископ.

— Я знаю, что это такое.

— Как, государь, вы знаете, что такое чистилище?

— Монсеньор, — сказал король, — не надо этого касаться и отбивать хлеб у монахов.

Дальше этого наставление не пошло.

И потому Генрих IV никогда и не слыл уж очень пыл­ким католиком.

Тем не менее случилось так, что во время войны с гер­цогом Савойским король лично вел осаду Монмельяна. Укрывшись вместе с Сюлли позади скалы, король руко­водил огнем артиллерии; в это время ядро, пущенное со стороны города, ударило в скалу, отбив от нее часть, которая разлетелась на куски.

— Клянусь святым чревом! — воскликнул Генрих IV, осеняя себя крестным знамением.

— О государь, — промолвил Сюлли, — пусть мне больше не плетут, что вы не стали добрым католиком.

Направляясь к Монмельяну, он сделал остановку в небольшой деревне, чтобы пообедать. Поскольку Сюлли был занят тем, что отдавал приказы, касающиеся пере­движения артиллерии, и король понял, что ему предстоит обедать в одиночестве, он заявил:

— Пусть мне отыщут жителя этой деревни, слывущего здесь за первого острослова.

Несколько минут спустя к нему привели крестьянина с хитрыми глазами и насмешливыми губами.

— Подойди ближе, — сказал король, обращаясь к кре­стьянину.

— Вот он я, государь.

— Садись здесь.

И Генрих указал ему на сиденье напротив себя, по дру­гую сторону стола.

— Уже сел, — сказал крестьянин, усаживаясь.

— Как тебя зовут?

— Забавник.

— О! А далеко ли, по-твоему, от Забавника до Баб­ника?

— На мой взгляд, государь, между ними только стол стоит.

— Клянусь святым чревом! — воскликнул король. — Это верно. Вот уж не предполагал найти такого большого острослова в такой маленькой деревне.

Возвращаясь из этого похода, король проезжал через какой-то город, куда заранее, испытывая сильный голод, он отправил своих квартирмейстеров приготовить ему обед, как вдруг был остановлен депутацией во главе с мэром.

— Клянусь святым чревом! — воскликнул он. — В такую минуту нет ничего хуже, чем длинные речи; но что поделаешь, надо набраться терпения.

И он остановил свою лошадь.

Мэр подошел к его стремени и, держа в руках большой лист бумаги с написанной речью, которую ему следовало прочитать, опустился на колено. Однако достойный магистрат неудачно выбрал для этого место. Колено его попало на острый камень, что причинило ему такую сильную боль, что он не смог сдержаться и выругался:

— Ядрена вошь!

— Отменно! — откликнулся король. — Остановимся на этом, дружище; все, что вы добавите, испортит то, что вы сейчас сказали. Идемте обедать.

Генрих IV предпочитал краткие речи.

— Из-за длинных речей я поседел, — говаривал он.

После обеда мэр пригласил его осмотреть город.

Король, у которого впереди был свободный час, согла­сился на предложенную прогулку.