Генрих фон Офтердинген [заметки]

1

…странник вспоминался ему… — Не названный по имени, странник должен был снова появиться в конце второй части. В набросках к роману так и сказано: «Странник с первой страницы». Сразу же за этим новым упоминанием странника следует характерный новалисовский фрагмент: «Весь род людской в конце концов поэтизируется. Новый Золотой век». Странник, таким образом, соотносится со всей поэтической концепцией романа. Характерно, что опять-таки в самом начале первого гимна к Ночи также появляется странствующий чаровник. В оригинале слово слегка варьируется, сохраняя свое значение и внутреннюю форму: в романе «с1ег Ргетс1е» — в гимнах «der herrliche Fremdling». Возможно, это вариации одного и того же образа.

2

Голубой цветок — поэтическое средоточие всего романа. В «Бракосочетании времен года» (перед завершением второй части романа) новый король (в прошлом Генрих) вспоминает «грезу ночную свою, повествование и весть. Как он впервые тогда о цветке небесном услышал». Новалис мог заимствовать этот образ из тюрингских народных сказаний о голубом цветке Ивановой ночи. Роман как раз начинается в эту ночь (см. начало второй главы: «Иванов день уже прошел»). Голубой лотос упоминается у Калидасы в первом действии «Шакунталы». (Среди набросков к роману, в так называемых «Берлинских бумагах» Новалисом упомянута такая «в высшей степени чудесная драма в стихах, как «Шакунтала»», вероятно, еще один из его неосуществленных замыслов.) Пишет Новалис и об ост-индских растениях, ссылаясь на ту же «Шакунталу». Аналогии голубому цветку встречаются у Жан-Поля Рихтера и у Людвига Тика. По-немецки «цветок» женского рода «die Blume». В словосочетании «die blaue Blume» существенна аллитерация, характерный прием немецкой поэзии, восходящий к древнегерманским временам. Так, эпитет «голубой» становится у Новалиса эпитетом или цветом вечной женственности. У Гёте в его «Теории цвета» («Farbenlehre»), над которой он начал работать за несколько лет до появления «Генриха фон Офтердингена», голубизна «в своей высшей чистоте» уподобляется «прелестному Ничто». А через несколько десятков лет в заключительной сцене «Фауста» Doctor Marianus призывает Высшую Владычицу мира явить ее тайну «в голубом шатре», и эта тайна — вечная женственность. В такой эволюции голубого цвета у Гёте можно усмотреть перекличку с Новалисом. «Всё голубое в моей книге», — писал Новалис в набросках к роману.

3

…молвил отец… — Отец Генриха предвосхищает своей судьбой жизнь сына. Подробнее см. статью «Миф Новалиса».

4

Старик встретил меня… — Это врач Сильвестр из второй части, где он вспоминает: «Твой отец был не старше тебя, когда посетил меня…» (с. 99 — здесь и далее указаны страницы наст. изд.).

5

…обстоятельный разговор… — Об этом разговоре Сильвестр вспоминает во второй части: «Он расположил меня к себе, и я был не прочь показать ему бесценные древние клады, что завещал нам безвременно почивший мир» (с. 99).

6

…к высокой горе. — Это Кифхейзерберг в Золотой долине в Тюрингии. Новалис описывает местность, хорошо ему знакомую.

7

…восседал старец… — Таков, по преданию, Фридрих I Барбаросса (1122–1190), император Священной Римской империи. Предок Новалиса Дидерикус де Харденберг впервые упоминается при Фридрихе I. Согласно легенде, Фридрих Барбаросса (Рыжая Борода, ит.) вернется перед Страшным судом, создаст всемирную христианскую империю и установит мир на земле. Во второй части романа Фридрих I (старец) отождествляется с Арктуром, королем из сказки Клингсора, которой заканчивается первая часть романа. В набросках к сказке сказано: София — супруга Арктура. С Фридрихом, вероятно, связано и определение «кесарь мистический» (из набросков). Во второй части романа Генрих должен быть представлен императору Фридриху II (1194–1250), внуку Фридриха Барбароссы. «Дом Гогенштауфенов — будущий царствующий дом» (из набросков). Всемирная сакральная христианская монархия — главная тема романа. Об этом же говорится во фрагменте «Христианство, или Европа», писавшемся одновременно с романом. 20 октября 1798 г. друг Новалиса Фридрих Шлегель говорит, что он ничего так не жаждет, как христианской монархии. В этих словах явно выражается чаянье самого Новалиса. Сакральная христианская монархия связывается в романе с наступлением, вернее с возвращением, Золотого века. «Замкнут круг тысячелетий в мире вечной старины», — как сказано в «Песни мертвых», приводимой Людвигом Тиком (с. 107). Размышления об этой вечной старине, представленной голубым цветом (о нем впервые поведал Генриху странник), предшествуют вещему сну Генриха. См. начало первой главы: «Рассказывают, будто в старину звери, деревья и скалы говорили с людьми. Они, сдается мне, вот-вот опять начнут, и по ним я угадываю, что я услышал бы от них» (с. 8). См. также Astralis: «Весь мир стал сном, сон миром стал». Все это приметы Золотого века.

8

…родному городу… — Родной город Генриха далее упомянут: это Эйзенах у подножия Вартбурга на северо-западной окраине Тюрингского леса. Вартбургская резиденция ландграфа построена в конце XI в. В этой резиденции в 1521–1522 гг. Мартин Лютер переводил Библию на немецкий язык. С Вартбургом связано легендарное упоминание Генриха фон Офтердингена, будто бы участвовавшего там вместе с Вольфрамом фон Эшенбахом и Вальтером фон дер Фогельвейде в состязании поэтов. «Состязание певцов — первый акт на земле», — говорится в набросках, где «состязание поэтов» упоминается неоднократно.

9

…благословенные реликвии… — Явная перекличка с фрагментом «Христианство, или Европа», где речь идет о настоящих реликвиях: «Принято было собирать повсюду с проникновенной тщательностью всё, что принадлежало этим возлюбленным душам, и каждый почитал себя счастливым, если обретал подобную реликвию…» (с. 135).

10

Отрадная бедность… — Райнер Мария Рильке подхватывает этот мотив в своей «Книге о бедности и смерти» (1903): «Ты только бедность бедному верни!» (Пер. мой. — В. М.)

11

Генрих был крестником ландграфини… — Вартбургское состязание поэтов, по преданию, проходило при ландграфе Германе Тюрингском (1190–1216). Имя ландграфини — София. Известно, какое значение имело это имя для Новалиса. Его юную умершую невесту звали Софи. «София — священное, Неведомое», — писал Новалис в набросках. Первая часть романа заканчивается стихом: «Святыня сердца вверена Софии». См. также стихотворное посвящение, предшествующее роману.

12

Купцы вторили ей… — Купцам отводится в романе существенная роль. Именно купцы угадывают поэтическое призвание Генриха: «И чудесное влечет вас, а где же стихия поэта, если не в чудесном!» (с. 17). В набросках к роману сказано: «Поэзия никогда не должна быть главной темой, она всегда лишь чудесное». В письме к Людвигу Тику от 23 февраля 1800 г. Новалис пишет о романе: «Всё в целом должно быть апофеозом Поэзии». Таким образом, высказывание купцов явно затрагивает художественно-философскую концепцию всего романа, задуманного Новалисом как противовес к «Вильгельму Мейстеру» Гёте. Герой Гёте отказывается от своего театрального (поэтического) призвания ради практической деятельности. У Новалиса к поэзии склоняют Генриха именно купцы, люди сугубо мирские и практические. В самом конце романа купцы должны были появиться снова. При этом о них всегда говорится во множественном числе, и никто из них не выступает отдельно от других. Комментатор немецкого издания Рихард Самуэль уподобляет купцов античному хору.

13

…духовное звание… — Спор купцов с Генрихом о духовном звании, в особенности слова Генриха о науке горнего, перекликается с началом фрагмента «Христианство, или Европа»: «Как отрадны были для каждого его земные труды, когда надежное будущее было ему уготовано этими святыми людьми…» (с. 134). Напротив, аргументы купцов соотносятся с критикой священства в том же фрагменте: «Священники забыли свой истинный долг — быть первыми по уму, проницательности и образованности…» (с. 136).

14

…один из этих диковинных поэтов… — Певцы пересказывают в прозе миф о древнегреческом певце Арионе. Известны поэтические версии этого мифа, созданные А.-В. Шлегелем и Людвигом Тиком. Ариону впоследствии посвятил свое знаменитое стихотворение А. С. Пушкин.

15

…признательное морское страшилище… — в греческом мифе дельфин.

16

В другом предании… — Поэтический дар отождествляется с благородным, даже царственным происхождением, что в дальнейшем обнаруживается на примере самого Генриха. В «набросках» говорится о праимператорском роде. Новалис также пишет: «Повествование о поэте может стать судьбой Генриха». Так впоследствии Р.-М. Рильке настаивал на своем аристократическом происхождении, не подтвержденном ничем, кроме его поэзии, но признаваемом такими исконными аристократами, как принц Эмиль фон Шенех Каролат и княгиня Мария фон Турн-унд-Таксис Гогенлоэ (см.: Витковский Евгений. Райнер. Мария. Орфей // Рильке Райнер Мария. Стихотворения (1895–1905). Харьков; М., 1999. С. 29). Отождествление поэтического дара со знатным происхождением, таким образом, идет от Новалиса, исконного родового аристократа, напротив, своим знатным происхождением подтверждающего свой поэтический дар.

17

…чудесного… — В устах купцов чудесное своего рода лейтмотив, сопутствующий поэтическому искусству.

18

Рустам — герой иранского эпоса, воспетый Фирдоусй в его поэме «Шахнаме» («Книга царей»). Рустам происходит от царя Джамшида, семисотлетнее царство которого описывается в «Шахнаме» как Золотой век. Земным раем названо и королевство, о котором идет речь. Включение Рустама в родословную истинного государя свидетельствует о пристальном интересе Новалиса к Востоку (мистическое единение Востока и Запада).

19

…сверхчеловеческой природой… — Понятие «сверхчеловеческий» («сверхчеловек») задолго до Ницше связывается у Новалиса с родословной царя-поэта. Впрочем, слово «сверхчеловек» встречается уже у Гёте в «Прафаусге» (1773–1774).

20

…распознал драгоценный карбункул… — Карбункул появляется уже в первой прозаической повести Новалиса «Ученики в Саисе» (1798) (см. с. 132). В набросках к роману упоминается древнее сокровище, талисман императорского дома, карбункул, для которого оставлено место в короне. Поэт находит его в чашечке цветка на груди своей утраченной возлюбленной, а показывает ему карбункул неземная маленькая девочка, сидящая на ее гробе. Во второй части камня не хватает в короне Гогенштауфенов (будущий императорский дом). В XX в. мотив карбункула в короне подхватывает Густав Майринк в своем романе «Ангел западного окна» (см.: Meyrink Gustav. Der Engel vom westlichen Fenster. Leipzig, 1927. S. 18).

21

В песне говорилось… — В первой песне поэта вырисовываются многие линии и мотивы второй части романа (в особенности Золотой век).

22

…преданье повествует, будто Атлантида… — О затонувшем острове (материке) Атлантиде говорится в диалогах Платона «Тимей» и «Критий». Для Новалиса Атлантида — страна поэтов. Во второй части романа королем Атлантиды оказывается поэт Клингсор, отец Матильды, возлюбленной Генриха. Платоновские аллюзии, возможно, приобретают в романе Новалиса полемический смысл. Согласно Платону, поэты изгоняются из идеального государства, которым правят философы. Атлантида Новалиса — напротив, царство поэтов.

23

…он послан свыше. — Здесь Генрих явно уподобляется страннику, поведавшему ему о голубом цветке.

24

…освобождению Святого Гроба. — Участие Генриха в крестовых походах предполагается набросками ко второй части романа. Генриху предстоит побывать в Иерусалиме, чему придается важное значение. Он участвует и в военных действиях: нападает со случайным отрядом на вражеский город. Вероятно, в связи с крестовыми походами в набросках упоминается жизнь на море (мореплавание). Говорится о характерных чертах войны, чему Людвиг Тик уделяет внимание, реставрируя вероятное продолжение романа (см. с. 109). Ключом к военным сценам в романе является фраза Новалиса из набросков: «Тень павшего воителя жива». Новалис возвращается к мысли, присутствующей в древнем индийском, иранском и германском эпосе: «Человеку подобает пасть от руки человека; это достойнее, чем умереть по воле рока». Таким образом, на войне, по Новалису, нет убитых, ибо достойная смерть есть истинная жизнь, ее высшая форма. С войной сближается состязание поэтов: «Энтузиазм и вакхическое опьянение побуждают поэтов состязаться ради смерти». Тот же самый дух «вакхического томления» относится к войне: «Все элементы войны в поэтических красках». Война для Новалиса — форма христианской любви к врагам своим.

25

Сам император… — Так в роман вступает император Фридрих II фон Гогенштауфен. Он возглавил крестовый поход 1228–1229 гг. и взял Иерусалим. Во второй части романа Генрих должен был быть представлен ему. Судя по одному из вариантов продолжения, Новалис был даже готов отказаться от Вартбургского состязания поэтов, чтобы шире представить сцены при дворе императора Фридриха II.

26

Песнь крестового похода. — Новалисом были задуманы и другие военные песни.

27

Стремятся дети светлым роем… — Крестовые походы детей упоминаются средневековыми источниками.

28

Над нами Дева Пресвятая… — Немецкий комментарий уподобляет этот образ древнегерманской валькирии.

29

Мы согрешили перед Спасом… — Подобные покаянные мотивы по поводу утраты христианами Иерусалима встречаются у Данте, Петрарки, Тассо.

30

…вслушиваясь в песню… — В песне пленницы и в ее дальнейшем повествовании сказывается своеобразный диалогизм романа: религиозная, героическая правота Запада, засвидетельствованная песней крестоносцев, сочетается с поэтической и мистической правотой Востока.

31

…ваше сходство с одним из моих братьев… — Брат Салимы, подобно Генриху, отправляется на выучку к поэту. Немецкий комментарий предполагает, что поэт, прославленный в Персии, — Фирдоуси, но Фирдоуси жил примерно за двести лет до событий, упоминаемых в романе. Речь может идти скорее о Руми (1207–1273).

32

…к скорбной Салиме. — Пленнице с Востока приписывается высокое поэтическое значение в набросках: «Уроженка Востока — тоже Поэзия». Голубой цветок соотносится и с нею. Новалис называет женственные подобия голубого цветка «триединой девушкой». Когда Генрих превращается в камень, Салима жертвует собой, чтобы оживить его.

33

…исконный прародительский край… — Вероятно, имеется в виду местонахождение земного рая между Тигром и Евфратом, где до грехопадения обитали Адам и Ева. Но восточные корни обнаруживаются и в рыцарском романе, например, в «Парцифале» Вольфрама фон Эшенбаха. По некоторым гипотезам, само имя «Парцифаль» («Персеваль») персидского происхождения.

34

…она протянула Генриху лютню… — Предполагается, что слово «лютня» происходит от арабского слова «ауд», а лютня является модификацией этого музыкального инструмента. Не исключено, что и слово «трубадур» восходит к арабскому корню «рбб», обозначающему «струнный инструмент».

35

Пятая глава занимает центральное положение среди глав первой части. Глава подытоживает первые главы, предвосхищает последующие (в особенности заключительную сказку) и затрагивает вторую часть. Если в четвертой главе диалогически высказываются дух Запада и дух Востока, то в пятой главе слово предоставляется Природе в лице горняка и Истории в лице отшельника, он же граф Гогенцоллерн.

36

…старик, одетый не по-здешнему… — Этому персонажу приписываются в романе разные функции. Прежде всего он горняк, открывающий Генриху тайны своего ремесла (с намеками на алхимию), но в сказке (см. гл. 9) он древний витязь Железо (см. с. 73–75); ему предстоит вернуться в первой главе второй части романа, где выяснится, что он также антиквар, у которого гостил отец Генриха, когда был в Риме. Горняк — уроженец Богемии, в чем немецкие комментаторы усматривают намек на философа Якоба Бёме (чисто языковая игра: Böhmen — Богемия — Böhme); исторический Якоб Бёме был родом из Лаузица, что не исключает его богемского происхождения, засвидетельствованного фамилией (прозванием). Во всяком случае, в Богемии идеи Якоба Бёме впоследствии были распространены. Появление Бёме в предполагаемом конце романа — один из поэтических анахронизмов, свойственных Новалису. Якоб Бёме (1575–1624) отнюдь не был современником исторических событий, представленных в романе, но значение Якоба Бёме для романа сам Новалис ярко описывает в письме Людвигу Тику от 23 февраля 1800 г.: «Якоба Бёме я теперь читаю соответственно и начинаю понимать его, как он того достоин. В ней (в сказке. — В. М.) действительно видится могучая весна, соитие движущих, творящих сил, бьющих ключом, изнутри порождающих мир, — подлинный хаос, полный темного вожделения и чудной жизни — истинный центробежный микрокосм». По-видимому, Якоб Бёме, предлагающий человеку перейти из вечности во время вместе с Христом и вернуться в свою вечность, приобщив к ней «чудеса времени», должен был выступить в конце второй части в связи с бракосочетанием времен года (см.: Микушевич В. Тайнопись Новалиса // Гимны к Ночи. М.: Энигма, 1996. С. 10–11, 33). С линией горняка должна была сочетаться и философия Теофраста Парацельса (Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм (1493–1541)). В набросках Новалис упоминает его магию, географию, астрологию и называет Парацельса «высшим горняком».

37

Эула — местность южнее Праги, считавшаяся в средние века центром золотоносных месторождений. В архиве профессора Вернера во Фрайберге обнаружен документ, написанный от имени старого горного мастера из Эулы. В документе прослеживаются параллели с дальнейшим повествованием.

38

…спросить штейгера… — Горняк называет штейгера мастером, что напоминает иерархию различных эзотерических обществ, например масонских лож. Мастер — уроженец Лаузица, как Якоб Бёме, и назван Вернером, как звался Абрахам Готлоб Вернер, фрайбергский учитель Новалиса.

39

16 марта — день рождения Жюли фон Шарпантье, второй невесты Новалиса.

40

Король металлов — золото. См. далее вторую песнь горняка: «Известен замок тихий мне…»

41

…напал на богатую жилу. — Горняк находит богатую жилу после свадьбы, что имело для Новалиса интимно-семейный смысл, так как в семье Харденберг у матери, по некоторым сведениям, было прозвище «Die Fundgrube», что можно перевести как «прииск» или «месторождение». Своей матери, Августе фон Харденберг, урожденной фон Бельциг, Новалис посвятил такое стихотворение в «горняцком тоне»:

ШАХТА АВГУСТА

К сорок девятому дню рождения (5 октября 1798 г.)

Счастья тебе наверху, руда!

Почти полстолетья ты молода.

Месторожденье знатных пород,

Погожим ты делаешь каждый год

Храни же с каждым отпрыском связь,

На благо горняку ветвясь.

(Пер. В. Микушевича)

42

Природа не любит безраздельно принадлежать отдельному человеку. — Эта мысль встречается среди фрагментов Новалиса, вошедших в «Цветочную пыльцу» (1797): «Природа — противница вечных владений. По своим незыблемым законам разрушает она все знаки обладания, искореняет все признаки формирования. Земля — достояние всех поколений, у каждого из них есть право на всё. Случайность первородства не наделяет предшественников никакими преимуществами. Право собственности угасает в свое время. Улучшение и ухудшение зависят от неизменных условий. Даже если тело — имущество, на которое я один приобретаю права как полноправный гражданин земли, утратив это имущество, я остаюсь владельцем самого себя. Я не теряю ничего, кроме своего места в этой школе государей, — я лишь становлюсь членом высшей корпорации, куда за мной последуют мои любимые соученики».

43

…знатнейшие породы. — То есть породы, содержащие золото и серебро.

44

…припомню одну песню… — Эта песня входила в 32 сборника шахтерских песен.

45

Струятся воды в гору… — Намек на искусство откачки и на систему насосов.

46

…жезл, открывающий клады и кладези. — Иначе — «рудоискательская лоза», магическая трость, имеющая свойство сгибаться над подземными источниками и месторождениями руд.

47

Король — тоже золото, на этот раз в алхимическом словоупотреблении (см. примеч. 5, а также стихотворение «Познай себя!»).

48

Стража — другие минералы.

49

Материнские жилы — на языке горняков так называются другие минералы, в которых встречаются вкрапления благородных металлов.

50

…в белом блещет луч. — Имеется в виду кварц, в котором бывает золото.

51

…замок тот чудесный. — Замок (земные недра) представлен в духе нептунической теории, согласно которой мир возникает из воды (см. последнюю строфу: «Своею вольною волной вновь заиграет в замке море» — намек на судьбу Атлантиды).

52

Народ бесчисленный — человечество. Люди жаждут золота, не понимая, «в какую западню попали»; жажда золота причиняет им зло.

53

Проницательный хитрец — алхимик, покоряющий золото интеллекту.

54

…Зато свободных больше стало. — Обретая власть над золотом, алхимик освобождает от него людей.

55

…Генриху почудилось, будто он слышит эту песню не в первый раз. — Возможно, Генриху вспоминается первая песня юного певца перед королем Атлантиды, пересказанная купцами в прозе (см. гл. 3).

56

…некоторые пещеры. — «Пещера» в романе выражает сочетание естественнонаучных интересов Новалиса с мистическими. Древние кости в пещере напоминают Генриху подземную «жуткую невидаль», но думает он при этом и о горних гостях, зримых духах светил (см. с. 47). Пещера изначально соотносится с мистической традицией. Примечательна в этом смысле сура XVIII Корана. Поэтическое подражание Пушкина этой суре обнаруживает удивительную параллель с Новалисом:

Восстань, боязливый:

В пещере твоей

Святая лампада

До утра горит.

Сердечной молитвой,

Пророк, удали

Печальные мысли,

Лукавые сны!

До утра молитву

Смиренно твори;

Небесную книгу

До утра читай.

(Подражания Корану. VII)

И молитва и книга представлены в данной главе романа. «Пещера» присутствует также в каббалистической книге «Зогар» («Сияние»). В пещере скрывается рабби Шимон бен Иокай, с которым связано явление этой книги. Нельзя не вспомнить в этой связи и Освальда Шпенглера, считавшего пещеру символом восточной магической культуры.

57

…величавый собор… — Главная особенность этого собора в таинственном соотношении произрастающего былого и нисходящего к нему грядущего, мотив, существеннейший для Новалиса: «Старина помолодела» (Духовные песни. II).

58

Генриху вспомнился юноша… — Так начинается превращение Генриха в этого юношу или обретение этого юноши в нем. «Магическая нить» предвосхищает пряжу древних сестер опять-таки в чудовищной пещере (см. гл. 9) и работу малютки Музы:

Все ваши нитки нужно

Мне воедино свить,

Чтоб сочетались дружно,

Одну составив нить.

(С. 82)

Это и есть «все взаимосвязи», составляющие в сплетении и расплетении роман.

59

Королева светлых жен — Дева Мария. К Ней обращается сам Генрих в своей песне из второй части романа, а также в «Духовных песнях»: «И на иконах ты прекрасна, / Мария, вечен образ Твой» (Песнь XV). Марией звалась жена графа Гогенцоллерна. Именем «Мария» называет свою мать таинственная девушка из второй части. Мария — также истинная мать самого Генриха.

60

²⁵Фридрих и Мария фон Гогенцоллерн. — Граф Фридрих III фон Цолре принадлежал к свите Фридриха Барбароссы и его сына Генриха VI, который пожаловал его в 1191 г. бургграфством Нюрнбергским.

61

…историку нельзя не быть поэтом… — Размышления графа фон Гогенцоллерна об истории и поэзии перекликаются с «Поэтикой» Аристотеля: «Ибо историк и поэт различаются не тем, что один пишет стихами, а другой прозою (ведь и Геродота можно переложить в стихи, но сочинение его все равно останется историей, в стихах ли, в прозе ли), — нет, различаются они тем, что один говорит о том, что было, а другой — о том, что могло бы быть. Поэтому поэзия философичнее и серьезнее истории, ибо поэзия говорит об общем, история о единичном» (пер. М. Л. Гаспарова) [Аристотель. Поэтика. IX. 1451р. 2). Подобные мысли высказывает и английский поэт Филипп Сидней в своей «Защите Поэзии» (1580): «Так Геродот озаглавливал свою Историю именами девяти Муз; и он, и его последователи либо похищали нечто, принадлежащее поэзии, либо присваивали ее себе: пылкие описания страстей, многие подробности битв, которых никто не может подтвердить, а если кто-нибудь вздумает это оспорить — длинные речи королей и предводителей, наверняка никогда не произнесенные теми. Так поистине ни философ, ни историограф не могли бы пройти через врата распространенных суждений, не обзаведись они великим паспортом поэзии, которая все еще присутствует среди народов, где образованность не процветает» (пер. мой. — В. М.). У самого Новалиса в набросках к роману читаем: «Эпический период должен стать историческим действием, чьи сцены связаны повествованием».

62

…неуклонное умиротворение в природе… — О подобном умиротворении речь идет и в «Учениках в Саисе» (см. с. 118). В «Общем черновике» Новалиса (Собрание материалов к энциклопедистике, 1798–1799 гг.) говорится: «Срединные горы наиболее богаты разнообразными окаменелостями. Новейшее мирное время менее склонно порождать диковинные произведения и образования — поэтому в новейших земных слоях находится меньше минералов. Богат преимущественно базальт. Первые революции (имеются в виду геологические революции. — В. М.) были просты, но мощны — революции в основе. Последующие уже образованнее, многообразнее. Зато их произведения чаруют разнообразием своих формирований, масс и колоритов. Новейшие революции были скорее революциями поверхности — они частичнее, локальнее, их произведения монотонны и в большей степени являются вариациями прежних произведений».

63

…волшебные сады. — Их описание соотносится со сказкой из девятой главы: «…под сенью металлических ветвей виднелись хрустальные стебельки; там счету не было цветам-самоцветам и плодам-бриллиантам» (с. 74).

64

Двое наших детей… — В набросках к роману сказано: «Дети не умерли». Очевидно, из этих двух детей одна — Циана, таинственная девушка из второй части, открывающая Генриху имя «нашей Матери» (с. 98). Другой из двух детей графа фон Гогенцоллерна и Марии — сам Генрих.

65

…он довольно ясно распознал себя самого среди других обликов. — Книга, предложенная отшельником Генриху, не что иное, как идеальный прообраз романа «Генрих фон Офтердинген». Жизнь Генриха предвосхищена и завершена этим абсолютным романом.

66

…другие образы… — На рисунках Генрих видит продолжение своей жизни, т. е. предполагаемую вторую часть романа.

67

Он часто видел себя в обществе некоего величавого мужа. — Очевидно, это поэт Клингсор, он же король Атлантиды (см. гл. 2), он же отец Матильды, которая станет возлюбленной Генриха. Встреча с Клингсором предстоит Генриху в следующей главе романа.

68

Генрих узнал, что книга написана по-провансальски. — Этим объясняется сходство «непонятного языка» с латынью и с итальянским. Гердер назвал провансальскую поэзию «утренней зарей новейшей европейской культуры и поэзии». Отсюда название книги Ницше «Утренняя заря», которую сам Ницше соотносил с другой своей книгой «Веселая наука» (явный отсыл к Провансу, в связи с чем автор говорит об удивительной ранней культуре провансалов, восстающей против всех двусмысленных культур («Ecce Homo»)). Фридрих Шлегель, друг Новалиса, называл провансальскую поэзию ядром трансцедентальной и романтической поэзии.

69

…старого Шванинга. — Деду Генриха, Шванингу, отводится символическая роль уже в девятой главе первой части (сказка), где тот уподобляется месяцу, а его встреча с дочерью представлена в стихах:

На троне Месяц тосковал,

Нахмурив скорбный лик.

Узнал он дочь, возликовал,

Счастливый, к ней приник.

(С. 79)

В набросках ко второй части Шванинг выступает именно в своем символическом (космическом) образе: «Шванинг — месяц… Месяц становится директором театра». Упоминается и возможная связь Генриха с театром: Генрих приходит из театра (к театру). Мистериальный театр, где директор — месяц, по всей вероятности, образуется после того, как сгорит солнце и восторжествует София.

70

…некий муж… — «Мастер Клингсор из Венгрии» упоминается в старинной немецкой хронике. О нем говорится, что это ученый и мудрый муж, учитель семи свободных искусств, а также поэт. Кроме того, он астролог, заклинатель мертвых, князь духов. Согласно наброскам ко второй части, Генрих говорит с Клингсором о таинственных знаменьях. Однажды ночью Генрих слышит песню, которую сам же прежде сложил. Генрих стремится на гору Кифхейзер, в недрах которой таится император Фридрих Барбаросса (см. ч. 1, гл. 1 и примеч. к ней). Клингсор уносит Генриха туда на своем плаще. В то же время Клингсор — король Атлантиды, о чем шла речь во второй главе. Брак с его дочерью делает поэта наследным принцем:

И ты, поэт, как принц наследный,

Взойдешь на королевский трон.

71

Этот величавый облик… — Предполагается, что Новалис придал Клингсору сходство с Гёте, чьи принципы распознаются также в уроках поэтического искусства, которые Клингсор дает Генриху в главах седьмой и восьмой.

72

…в сопровождении прекрасной Матильды… — Одни комментаторы узнают в Матильде умершую невесту Новалиса Софи фон Кюн; другие находят в ней черты Жюли фон Шарпантье, его второй невесты.

73

Отцу Матильды случалось бывать в Венгрии… — Выходцем из Венгрии называет Клингсора старинная хроника.

74

Блаженство жизни представилось ему поющим деревом… — Согласно наброскам, поющим (звучащим) деревом оборачивается сам Генрих.

75

Дерево вражды. — Поющее дерево поэзии противопоставляется райскому древу познания.

76

Не приближайся к подземелью… — По старинным обычаям виноделов, вход в погреба запрещен, когда вино зреет.

77

В своем хрустальном одеянье… — Имеется в виду хрустальный кубок или бокал.

78

Несет он розы… — По обычаю древних римлян, роза подвешивалась над пирующими в знак того, что не подобает разглашать высказываемое во хмелю. Отсюда латинское выражение «sub rosa», то есть конфиденциально. Новалис употребляет это выражение в своих письмах.

79

…дивными грезами. — Генриху снится будущая смерть Матильды, подразумеваемая началом второй части. В набросках сохранилось такое не вполне связное повествование: «Поэт утрачивает возлюбленную во время купанья, — скорбит о ней до старости — вскоре после ее смерти некий дивный муж дает ему ключ — и говорит, что ключ этот должно передать императору, а тот скажет поэту, что делать дальше. Ночью у постели поэта верная служанка его возлюбленной поет песню — в ней упоминание глубокой воды и намек на то, где лежит ключ — его украл ворон во время сна. Поэт находит ключ там, где исчезла его возлюбленная, — идет к императору — тот очень рад — передает ему [древнюю] грамоту, где написано: некий человек принесет ему однажды золотой ключик именно такой (той же) формы, тому человеку следует показать эту грамоту, тот укажет ему, согласно описанию и стиху, где таится талисман, сокровище императорского дома, карбункул, для которого оставлено место в короне, — поэт ищет клад; он по описанию должен находиться там, где пропала возлюбленная, — находит спящую возлюбленную — будит ее, извлекая карбункул из чашечки цветка на ее груди, — у ее гроба сидит неземная маленькая девочка, которая показывает ему карбункул, омолаживая его своим дыханием» (Novalis. Schriften: In 4 Bd. Darmstadt, 1977. Bd. 1. S. 337). В этом отрывке характерное для Новалиса смешение сна и яви, превращение будущего в прошлое и прошлого в будущее — прием, подхваченный и разработанный прозой XX в. (Майринк, Борхес, Милорад Павич).

80

Полноводная голубая река… — В первой главе второй части «зеркальные воды пугали и завораживали своим блеском» (с. 94). Очевидно, Генриху снятся эти воды. В то же время река в его вещем сне напоминает Лету, реку забвения. У Данте в «Божественной Комедии» она протекает в Чистилище. С этой рекой у Данте связана Мательда (Purg. XXVIII. 40). Не отсюда ли Матильда у Новалиса?

81

…чудесное сокровенное слово… — В набросках к роману:

Тайное слово одно таково,

Что сгинет превратное естество.

Эти стихи цитирует Людвиг Тик (см. с. 106).

82

…сапфиру чистейшей воды. — Возможно, Генрих имеет в виду сапфир синего (голубого) цвета, что сближает его с голубым цветком.

83

Тут следует различать… — Поэтику Клингсора комментаторы сопоставляют с высказываниями Гёте. В таком случае приходится допустить, что Новалис приписал Клингсору воззрения на поэзию, противоположные собственным. При этом в романе, во всяком случае в написанных его частях, взглядам Клингсора на поэзию не противопоставлены никакие другие взгляды, что позволяет предположить: классическая или реалистическая концепция поэзии не настолько чужда Новалису, как принято считать. Аналогичные суждения мы встречаем в его поздних фрагментах. Среди фрагментов и штудий, писавшихся одновременно с романом (1799–1800), встречаются мысли, явно перекликающиеся с уроками Клингсора:

«Что поэзия не должна стремиться к эффектам, для меня совершенно ясно. Эффекты для нее безусловно пагубны, как болезни.

Я убежден, что холодная техническая рассудительность и спокойное моральное чувство скорее приводят нас к истинным откровениям, чем фантазия, которая, кажется, завлекает нас лишь в царство призраков, а это антипод истинного Неба.

Поэзия никогда не должна преобладать, всегда оставаясь лишь Чудесным.

Не следует изображать ничего такого, что не представляешь себе полностью, не созерцаешь совершенно отчетливо, чем не владеешь вполне, — это относится, например, к попыткам изображать сверхчувственное.

Нельзя ценить поэзию достаточно низко (эта фраза, явно парадоксальная для Новалиса, встречается и в набросках к роману).

Поэту нужен спокойный, внимательный дух, а также идеи или склонности, удерживающие его от земной деловитости и мелочных обстоятельств, свобода от забот — знакомство с различными людьми — многообразные воззрения — легкомыслие — память — дар красноречия — способность не прельщаться отдельным предметом, отсутствие страсти в полном смысле слова — многосторонняя восприимчивость.

Стихотворный размер — дело рассудка.

Рассудок и фантазия странным образом соединяются благодаря пространству и времени, и можно сказать, что каждая мысль, каждое явление нашего чувства — особеннейший член своеобразного целого.

Нет ничего полезней для поэта, чем беглое созерцание многих мирских предметов, их свойств, а также многообразие наук».

84

Колыбель поэзии, Восток… — Восточные корни поэзии принадлежат к любимым идеям Новалиса. В «Гимнах к Ночи» песнопевец, «под ясным небом Греции рожденный», посетив Палестину и предавшись всем сердцем дивному отроку, отправляется дальше на Восток, в Индостан, влекомый этими таинственными корнями. В третьей главе романа король Атлантиды — отпрыск древнейшего восточного рода, чем и объясняется его любовь к поэзии; родословная королевы восходит к Рустаму, любимому герою иранского эпоса, а брак с принцессой, их дочерью, делает поэта королем. Уроженка Востока, выведенная впервые в четвертой главе, занимает почетное место среди других провозвестников поэзии, подготавливающих Генриха к встрече с Клингсором и Матильдой. Этот культ Востока был распространен в эпоху, когда формировался Новалис. Так, Иоганн Готфрид Гердер (1744–1803), оказавший влияние на молодого Гёте, предвосхитивший и навеявший многие чаянья немецкого романтизма, писал в своих «Идеях к философии истории человечества» (книга 19) о поэзии арабов: «Поэзия была древним наследием арабов, дочерью свободы, а не милости халифов. Она цвела задолго до Мохаммеда, ибо поэтическим был сам дух народа, и тысяча предметов пробуждала его. Что только не поощряло поэтические стремления — и страна, и образ жизни, и паломничество в Мекку, и поэтические состязания в Оккаде, и честь, которой удостаивался новый поэт от своего племени, и гордость, которую вызывал у народа сам язык, легенды народа, склонность к приключениям, любви, славе, даже и одиночество, и мстительность, и жизнь странника; Муза арабов отмечена пышными образами, гордыми, великодушными чувствами, глубокомысленными речениями и какой-то безмерностью в похвалах и порицаниях. Выраженные в поэзии чувства и мысли — это словно скалы, угловатые, одинокие, устремляющиеся к небу; в устах молчаливого араба пламя слов — словно молния меча, стрелы острого ума — словно стрелы лука. Пегас его — благородный конь, иногда неприметный, но понятливый, верный, неутомимый. А поэзия персов, которая, как и сам персидский язык, произошла от арабской поэзии, стала более спокойной и веселой, как подобает самой стране и характеру народа; персидская поэзия — дочь земного рая. И хотя ни арабская, ни персидская поэзия не желала, не могла подражать художественным формам греков — эпосу, оде, идиллии, тем более — драме, не подражала им и тогда, когда ближе познакомилась с ними, поэтический дар персов и арабов, и именно поэтому, сказался очень явственно и украсился своими особыми красотами. Ни один народ не может похвалиться столькими покровителями поэзии, сколько было у арабов в лучшие времена их истории, — в Азии они своей страстью к поэзии заражали даже татарских, в Испании — христианских князей и вельмож. Gaya ciencia (прованс. «Веселая наука» — такое название рыцарская провансальская поэзия XI — ХII вв. получила в XIV в. — В. М.) поэзии Лимузена и Прованса словно навязана, словно напета в уши врагами христиан, соседями-арабами, так постепенно, медленно, непослушно Европа училась внимать более тонкой, живой поэзии». (Гердер И. Г. Идеи к философии истории человечества / Пер. и примеч. А. В. Михайлова. М.: Наука, 1977. С. 572). Гердер неосновательно приписывает персидскому языку арабское происхождение, хотя персидский язык относится к индоевропейским, а арабский — к семитским языкам и можно говорить лишь об арабском влиянии на персидскую письменность и поэзию в связи с распространением ислама, но в остальном он довольно точно описывает воздействия восточной поэзии на Европу, и переклички Новалиса с Гердером очевидны, в особенности когда Гердер далее говорит о романтическом характере арабского странствующего рыцарства в соединении «с нежной любовью».

85

…воителями втайне движет романтический дух… — Поэзия войны — сокровенная тема романа. Она связана с поэтизацией смерти и восходит к древним арийским мифам, полагающим, что бессмертие даровано человеку героической смертью в бою. В творчестве Новалиса намечается обратная связь: война — поэзия, поэзия — война. В набросках к роману есть ряд парадоксов на эту тему:

Все элементы войны в поэтических красках. Великая война, как единоборство, — исключительно щедра — философична — гуманна. Дух древнего рыцарства. Рыцарский турнир. Дух вакхического томления.

Люди должны убивать друг друга сами, это благороднее, чем пасть жертвой судьбы. Они ищут смерти.

Честь, слава и т. д. — упоение воителя и жизнь. В смерти и как тень живет воитель.

Упоение смертью — дух войны. Романтическая жизнь воителя.

На земле война у себя дома. Война должна быть на земле.

86

…удел вестника Божьего… — Таким образом, к Новалису восходит «дар вестничества», которому Даниил Андреев посвящает существеннейшие страницы своей «Розы мира»: «Вестник — это тот, кто будучи вдохновляем даймоном, дает людям почувствовать сквозь образы искусства в широком смысле этого слова высшую правду и свет, льющиеся из миров иных» (Андреев Д. Л Роза мира. М., 1991. С. 174).

87

…в поэзии всегда нужен хаос… — Этим высказыванием Клингсора явно предвосхищен Ф. И. Тютчев, который был знаком с поэзией Новалиса:

О, страшных песен сих не пой

Про древний хаос, про родимый!

Как жадно мир души ночной

Внимает повести любимой!

Из смертной рвется он груди,

Он с беспредельным жаждет слиться!..

О, бурь заснувших не буди, —

Под ними хаос шевелится!..

Сюда же (к Новалису и к Тютчеву) восходят мысли В. С. Соловьева о хаосе: «Но Бог любит хаос в его небытии, и Он хочет, чтобы сей последний существовал… Поэтому он дает свободу хаосу… и тем выводит мир из его небытия» (см.: Зенковский В. В. История русской философии: В 4 т. Л.: Эго, 1991. Т. 2. С. 46).

88

Сам помню… — Немецкие комментаторы относят самокритику Клингсора к ранним поэтическим опытам самого Новалиса. Высказывание Клингсора о собственной юношеской поэзии перекликается с критическим отзывом Фридриха Шлегеля по поводу юношеских стихов Новалиса: «Крайняя незрелость языка и версификации, постоянные беспокойные отклонения от истинного предмета, в большой степени длинноты и чрезмерное изобилие полузаконченных картин, как при переходе хаоса в бытие мира, согласно Овидию, — не мешают мне почуять в нем нечто сулящее хорошего, может быть, большого лирического поэта — оригинальную и прекрасную манеру чувствований и восприимчивость ко всем их оттенкам». Отзыв написан в январе 1792 г. (Новалису еще не исполнилось 20 лет). Знаменательно в этом контексте упоминание хаоса, переходящего в бытие мира.

89

…упоение, которым живет поэзия. — К этому высказыванию Генриха восходят некоторые философские построения Мартина Хайдеггера: «Высказывание мышления переводится лишь в диалоге мышления с высказываемым. Мышление — сочинительство, и при этом не только сочинительство в смысле поэзии и песни. Мышление бытия — первоначальный лад сочинительства. В нем язык прежде всего обретает себя, то есть свое существо. В мышлении высказывается диктат истины бытия. Мыслить изначально — значит возвещать (dictare). Мышление — первичное сочинительство, предшествующее всей поэзии, а также поэтическому в искусстве, насколько искусство действует в области языка. Всякое сочинительство в этом более широком и более узком смысле поэтического есть в своей основе мышление. Сочиняющее существо мышления сохраняет господство истины бытия» (пер. мой. — В. М.) (Heidegger Martin. Holzwege. Frankfurt am Main, 1994. S. 328–329).

90

Он же там, где двое сошлись. — «Ибо, где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф. 18: 20). Новалис пишет в первой из «Духовных песен»:

Где соберутся только двое,

Спаситель третьим среди них.

91

…изначальную вечность. — Любовь к вечному прообразу земного существа, раскрывающемуся в любви к этому существу, — сокровенная тема немецких мистиков. Борение стихий напоминает Якоба Бёме. В оригинале борение стихий соотносится с глаголом «quellen» («бить ключом»). Это любимый глагол Якоба Бёме, ключ к его философии, вернее, ключ, из которого она бьет. По Якобу Бёме «быть» — значит «бить» (ключом). Поэтому в его поэтической этимологии слова «Quelle» («родник, источник»), «Qual» («мука», «страдание») и «Qualität» («качество») оказываются родственными и даже происходящими, «бьющими» одно из другого: «Когда свет восходит, один дух видит другого. И как сладостная родниковая вода в свете течет через всех духов, так один вкушает другого. И сразу же духи оживают, и стихия жизни пронизывает всё. И в этой стихии один чует другого, и через это источничесгво и пронизывание один другого чувствует, и нет больше ничего, кроме сердечной любви и дружественного томления, обоняния, благовкушения и любочувствия, блаженное целование, причащение друг другом, упоение друг другом, наслаждение друг другом. Вот блаженная невеста, ликующая в своем женихе, в них любовь, радость и отрада» (пер. мой. —В. М.) (Böhme Jakob. Aurora, oder Morgenröte im Aufgang. Frankfurt am Main; Leipzig, 1992. S. 181–182). Противопоставление земной тени истинному образу идет от Платона.

92

Сказкой Клингсора завершается первая часть романа, но в этой сказке представлены практически все его сюжетные, мифические и мистические линии, так что она одновременно подытоживает предшествующее и предвосхищает дальнейшее как настоящее средоточие. В предыдущей главе Клингсор говорит, что сказка сочинена им в молодости. Так Новалис, возможно, подчеркивает собственную поэтическую молодость. Сказка до известной степени ориентируется на «Сказку» Гёте, опубликованную в 1795 г., в то же время отталкиваясь от нее и полемизируя с ней. «Сказка Гёте — рассказанная опера», — писал Новалис в своих фрагментах, посвященных поэзии. Сказка должна была проецироваться на все остальное творчество Новалиса: «Фантазии, как моя сказка, о чудеснейших предметах». При этом фантазия выступает здесь не как вымысел, а как высшая форма реальности, так что сказка в определенном смысле реальнее «исторических» событий, представленных в романе. Каждое из этих событий должно являться тенью истинных прообразов, действующих в сказке. О параллелях сказки с Востоком, как его представляли себе в то время, позволяет судить фрагмент из «Идей к философии истории человечества» Гердера: «Прежде всего под небом Востока складывался самый фантастический род поэзии — сказка. Древние легенды рода, которых никто не записывал, со временем сами становились сказкой, а если воображение народа, рассказывавшего сказки, настроено на всяческие преувеличения, непонятности, на все возвышенное и чудесное, то даже обыденное превращается в редкостное, даже знакомое во что-то особенное, и вот к такому-то рассказу о редкостном и особенном с удовольствием прислушивается, учась и развлекаясь, праздный араб в своем шатре, в кругу общества или на пути в Мекку. Уже во времена Мохаммеда среди арабов появился персидский купец, рассказы которого были столь приятны, что Мохаммед опасался, как бы они не превзошли сказки Корана — и на самом деле кажется, что самые лучшие произведения восточной фантазии — персидского происхождения. Веселая болтливость персов, их любовь к пышности и роскоши придали их древним легендам своеобразную романтическую и героическую форму, которую возвышают фантастические создания — преображенные фантазией животные близлежайших гор. Так возникла страна фей — пери и нери — у арабов нет даже слов, чтобы называть их — и эти пери проникли и в романы средневековой Европы. Позднее арабы свели свои сказки в целый цикл, причем блестящее правление халифа Гарун-аль-Рашида послужило сценой, на которой развертываются все события, а такая форма рассказа послужила Европе новым образцом — как скрывать тонкую истину в фантастическом одеянии невероятных событий, как преподавать изощреннейшие уроки жизненной мудрости в тоне пустого времяпрепровождения» (Гердер И. Г. Указ. соч. С. 573).

93

Древний Витязь — имя его — Железо (см. с. 75), он же Персей (см. с. 87). Не исключено, что Новалис соотносит его также с Хеймдалем, который, согласно древнегерманским сказаниям, является стражем богов и обитает на краю небесного царства. Хеймдаль — обладатель рога. Он затрубит в этот рог, когда наступит конец мира. Кроме того, имеются основания отождествлять Древнего Витязя с горняком из пятой главы.

94

Особенно хорош был обширный сад… — В пятой главе горняк описывает подземные сады аналогичным образом.

95

…дочь Арктура. — Ее имя Фрейя, а Фрейя — древнегерманская богиня любви. Растирание тела — прием, характерный для магнетической практики. Фрейю окутывают тканью небесной голубизны, в связи с чем Новалис пишет в набросках к роману: «Всё голубое в моей книге». Прикосновение к щиту Железа напоминает магнит. Арктур — звезда в созвездии Волопаса, самая яркая среди звезд, видимых в Северном полушарии. В письмах к Фридриху Шлегелю Новалис называет короля Арктура также Случаем и Духом Жизни. Во второй части романа Арктуром должен был оказаться император Фридрих. (По свидетельству Людвига Тика, вся вторая часть вообще задумана как свершение сказки, которой заканчивается первая часть.) Король Арктур разлучен со своей супругой Софией (София — Вечная Мудрость, как писал Якоб Бёме в своем трактате «Описание трех принципов Божественного Существа»). София, супруга Арктура, снизошла в мир людей, и потому царство Арктура заковано льдом. Дворец Арктура населен стихиями и созвездиями. Сам Арктур скажет о себе: «Пока еще мне нельзя явить себя, ибо я не король, пока я один».

96

…возвестила ненаглядная птица… — Впоследствии выясняется, что это Феникс. Созвездие Феникса всходит над Музой, перед тем как она начинает петь и прясть (с. 82). В набросках к роману сказано, что Феникс садится на прялку Музы. По древнему преданию, Феникс прилетает каждые пятьсот лет в свой храм в Гелиополе (Сирия), где сжигает себя и возрождается из пепла. В средневековом «Бестиарии любви» (XIII в.) о Фениксе говорится:

Когда кончину феникс чует,

Он смерть по-своему врачует.

Гнездо себе свивает он:

Нард, ладан, мирра, кинамон,

Благоухания другие

И самоцветы дорогие.

Сам феникс на гнезде своем,

Готовый сжечь себя живьем.

Он пламя клювом высекает,

Огонь, как саван, облекает

Неустрашимого тогда.

Из пепла, словно из гнезда,

Он вылетает, возрожденный,

Бессмертием вознагражденный.

(Пер. В. Микушевича)

Примечательно, что среди веществ, из которых феникс вьет свое гнездо, упоминаются некоторые из даров, преподнесенных волхвами младенцу Христу. Таким образом, самосожжение феникса соотносится с жертвенной смертью и воскресением Христа. Средневековый мыслитель Альберт Великий (ХIII в.) говорит, что феникс «более божественной наукой, чем естественной, изучается» (Средневековый бестиарий. М.: Искусство, 1984. С. 165). Само имя «феникс» выводится из слова «phoenicium» («пурпур»), относящегося к расцветке перьев.

97

Эрос (Эрот). — Согласно одному из древнегреческих мифов, бог чувственной любви, сын Афродиты. Впрочем, в диалоге Платона «Пир» об Эроте (Эросе) говорится несколько иначе, что, возможно, имеет отношение как раз к сказке Клингсора. Ссылаясь на слова Диотимы, «женщины, очень сведущей и в этом, и во многом другом», Сократ говорит, что Эрот — великий гений или демон, а это нечто среднее между богом и смертным: «Не соприкасаясь с людьми, боги общаются и беседуют с ними только через посредство гениев — и наяву и во сне». Согласно этой версии, Эрос зачат Поросом, сыном Метиды (Порос — Богатство, Метида — Мудрость), и Пенией (олицетворение бедности) (см.: Платон. Собрание сочинений: В 4 т. М., 1993. Т. 2. С. ИЗ). В сказке Клингсора Эрос — сын Отца и Матери.

98

Джиннистан — изобильная Фантазия, дочь Месяца. Поскольку с Месяцем отождествляется старый Шванинг, Джиннистан — мать Генриха, Фантазия, а сам Генрих, по крайней мере в одной из своих ипостасей, — Эрос, хотя в сказке Джиннистан — лишь его нянька или кормилица. Имя «Джиннистан» заимствовано Новалисом у Виланда, из его предисловия к сборнику «Джиннистан, или Избранные сказки о феях и духах, частью заново сочиненные, частью вновь переведенные и обработанные» (Winterthur, 1786–1789). Имя «Джиннистан» придает сказке Клингсора восточный колорит, возвращая нас к характеристике восточной сказки у Гердера: «…под небом Востока складывается самый фантастический род поэзии — сказка» (см. с. 231). В то же время нельзя не вспомнить, что арабская традиция связывает поэтическое искусство именно с воздействием джиннов, аналогичных греческим гениям или демонам. Встретив поэта Зухайра, пророк, по преданию, воскликнул: «Аллах! Охрани меня от сидящего в нем джинна» (Аравийская старина. М.: Наука, 1983. С. 131).

99

Муза — в оригинале «Fabel», Поэзия, внебрачная дочь Отца и Джиннистан, сводная сестра Эроса. Малютка Муза — вечное дитя. Она посланница старины, но никогда не взрослеет (с. 81).

100

Переписчик писал как ни в чем не бывало… — В письме к Фридриху Шлегелю Новалис называет Переписчика окаменевшим и окаменяющим рассудком. Таким образом, Переписчик — олицетворение рационализма.

101

Отец то появлялся, то снова исчезал… — Отец олицетворяет Разум или разумное единство всех чувств с сердцем (сердце — Мать), но Отца все время прельщает или совращает Джиннистан (Фантазия).

102

Госпожа — София, Премудрость, супруга Арктура, разлученная с ним злыми временами.

103

…цифры и геометрические фигуры… — символы мертвящей рассудочности или превратного сознания. Они развенчиваются стихами, предназначенными для второй части романа: «Когда в числе и в очертанье / Не раскрывается созданье…» (с. 106).

104

Гибкая железная спица — осколок меча. Древний витязь Железо метнул по приказу короля Арктура свой меч в мир; меч врезался в скалу, и вдаль разлетелись осколки (см. выше). Гибкая железная спица — магнитная стрелка. Переписчик устанавливает ее практическое назначение: указывать на север. Джиннистан (Фантазия) играет со спицей, и спица превращается в змею. Когда Эросу в люльке удается поймать змею, которой играет его кормилица Фантазия, Эрос преисполняется сил, выпрыгивает из люльки и превращается из младенца в отрока. Змея в его руках указывает путь на север, где будет основано Царство Вечности (см.: «Малютке-змейке север мил…», с. 79). Натурфилософия рассматривала магнетизм как одушевление материи.

105

…ужалившую себя в хвост. — Змея, жалящая себя в хвост, — древний гностический и алхимический символ космического круговорота, обозначающий также единение мужского и женского в едином существе (андрогин). Так, Джиннистан совращает сначала Отца, потом Эроса (намек на грехопадение, вызванное «змеиной» мудростью).

106

Джиннистан обернется твоей матерью… — Это превращение Джиннистан (Фантазии) в Мать (Сердце) проливает истинный свет на образ матери в первых главах (Фантазия и Сердце, превращающиеся друг в друга). В первой главе второй части юная девушка скажет Генриху: «Мать не одна, потому что Она одна-единственная». Она же добавит к этому: «У тебя не один отец, как не одна мать» (с. 98). В сказке начинает раскрываться истинный смысл этих высказываний.

107

Записи Джиннистан. — Возможно, это роман на провансальском языке; Генрих листает этот роман в пещере отшельника, узнавая в романе свою судьбу, но не понимая языка (см. с. 54–55).

108

Любовь идет ночным путем… — В стихотворении символически представлено путешествие Генриха с матерью из Эйзенаха в Аугсбург (см. гл. 1–6). Примечательно, что Эрос выступает в стихотворении в женском образе как любовь, что соотносится с малюткой змейкой, указывающей или намекающей на андрогина.

109

…причудливый королевский двор… — Этот двор со своей сокровищницей (см. ниже) перекликается с содержанием пятой главы, в которой природа вверяет Генриху свои сокровенные прелести и клады (см. с. 46).

110

…позабавить Эроса игрой… — Согласно наброскам к роману, Месяц — директор театра. Игра возвращает нас к сну Генриха в первой главе романа. Переменчивая голубизна, млечно-голубые воды напоминают голубизну цветка, и мистерия действительно завершается видением чудо-цветка. Его образует Эрос в одном соцветии со своей возлюбленной (см. пролог ко второй части романа: «Они в едином образе отныне»).

111

…утолить жажду влагой из сосуда… — Этот сосуд дает путникам на дорогу София (см. с. 77). Утаивая от Эроса влагу Мудрости, Фантазия совращает его в Царстве Грез.

112

Сфинкс — загадочное существо из египетской и греческой мифологии. Тело льва сочетается в сфинксе с телом женщины (отсюда «сфинга»). При этом у сфинкса орлиные крылья. В греческом мифе Эдип разгадывает загадку сфинги, и та бросается в пропасть. В сказке Новалиса сфинкс, подобно египетским сфинксам у входа в пирамиды, преграждает доступ в царство мертвых. Сфинкс и маленькая Муза, дважды вступая в диалог, обмениваются загадками, и в конце концов над сфинксом торжествует Муза.

113

Древние сестры. — Очевидно, это три Парки, богини судьбы из греческой мифологии. Они прядут нити человеческих судеб. Отсюда образ прялки и веретена.

114

Привратница — Сфинкс, или Сфинга. Сфинга душила в своих объятиях каждого, кто не разгадал ее загадки.

115

Хорошее предзнаменование… — Созвездие Феникса в южном небе символизирует вечное возрождение (см. примеч. 4).

116

…корень мандрагоры. — Согласно древним поверьям, мандрагора, которую Пифагор называл человекоподобным растением, среди других своих чудесных особенностей обладает свойством сводить человека с ума. В сказке Новалиса Переписчик-рассудок, вооруженный мандрагорой, берет верх над Разумом (Отец) и держит его в заточении на хлебе и воде. Переписчик питает особую вражду к Матери (Сердце), которая заставляет жестоких богинь судьбы продлевать нити человеческих жизней. В сказке рассудок — союзник судьбы. Современник Новалиса Фридрих Гёльдерлин (1770–1843) видел пребывание небожителей «вне судьбы»:

Вне судьбы, словно спящий младенец,

Дышите вы, небожители.

Девственно скрытый

В скромном бутоне

Вечным цветом

Дух ваш цветет…

(Пер. В. Микушевича)

117

…в кругу своих советников. — Советники короля — созвездия, видимые в северном небе, в отличие от Феникса. Созвездие Лиры — одно из них.

118

Эридан — также созвездие и река, в которую рухнул Фаэтон, сын Гелиоса, согласно греческому мифу (Гелиос — бог солнца).

119

…увидела свою мать… — Мать Музы Фантазия (Джиннистан) изнурена, но и одухотворена ласками Эроса.

120

…я обрела бессмертие. — Бессмертие даровано Фантазии Любовью.

121

…ослепительные крыла… — Крыла вырастают у Эроса от чувственных утех.

122

…полчища маленьких причудников… — Имеется в виду чувственные вожделения, похожие на их деда (их дед — отец Эроса). В поэзии их называют amoretti (так назвал свои сонеты английский поэт Герберт Спенсер (1552–1599)). Из этого прозвания явствует, что дед маленьких причудников — Amor, отождествляемый с Отцом.

123

Тарантулы — ядовитые пауки. У Новалиса — олицетворение нечистых страстей. Парки нуждаются в них, чтобы укорачивать нити человеческих жизней.

124

…огнистое солнце… — В сказке Клингсора солнце выступает как злое гибельное начало, союзное Переписчику. Сожжение солнца кладет конец чередованью дня и ночи, и время сменяется вечностью, как сказано в Апокалипсисе: «И Ангел, которого я видел стоящим на море и на земле, поднял руку свою к небу и клялся Живущим во веки веков, Которым сотворил небо и всё, что на нем, землю и всё, что на ней, и море и всё, что в нем, что времени уже не будет» (Откр. 10: 5, 6). После сожжения солнца наступает Золотой век. Вот почему Переписчик со своими приспешниками ужасается, когда сгорает солнце.

125

…огненную смерть Матери. — В сказке сердце уничтожается рассудком (Переписчиком). В первом наброске на костре должна была сгореть Любовь (Эрос), чтобы возродиться из пепла. Но потом Новалис зачеркнул слово «Любовь» и написал «сердце». При сожжении Солнца и при огненной смерти Матери знаменательно голубое покрывало Софии, колышущееся над землею.

126

Тот, кто постиг самого себя. — «Познай самого себя» — изречение, начертанное в Дельфах на храме Аполлона. Традиция приписывает это изречение спартанцу Хилону, одному из семи мудрецов. Изречением «Познай самого себя» руководствовался Сократ в своей философии. Новалис придает самопознанию алхимический смысл:

В мире внешнем нигде не найти философского камня,

Мудрый обрящет его только в самом же себе.

Благоразумный адепт эликсирами пренебрегает,

И превращает он всё в чистое золото, в жизнь.

В нем таится король, в нем священная колба дымится,

Дельфы в нем. Он постиг мудрость: себя ты познай!

(Пер. В. Микушевича)

127

София. — В обоих диалогах Муза торжествует над сфинксом именем Софии.

128

Моя врагиня пала. — Врагиня короля Арктура — солнце, при котором звезды меркнут. В оригинале «versenkt» («поникла»). Возможно, что в рукописи было «versengt» («сожжена»). Во всяком случае эти глаголы друг друга напоминают.

129

…я не король, пока я один. — См. примеч. 3.

130

Персей — по греческому мифу, сын Зевса и Данаи; отрубил голову Медузе и водрузил ее на щит Афины. Созвездие Персея в северном небе. У Персея огромный железный щит, так что в Персее распознается Древний Витязь Железо, отождествляемый с горняком из пятой главы романа (см. примеч. 1).

131

…Турмалин, Цветовод и Золото. — Турмалин, или шерл, — минерал красного, бурого или малинового цвета. Легко электризуется трением или нагреванием; тогда на одном конце кристалла обнаруживается положительное, а на другом отрицательное электричество. Цветовод — цинк. Король уже поручал ему добыть цветов (см. с. 87). Турмалин, цинк и золото — три элемента гальванизма.

132

Не пропадать же пеплу моей приемной матери… — Муза говорит о пепле сердца. В наброске к сказке говорится: собирать пепел турмалином (турмалин притягивает к себе частицы пепла).

133

Древний миродержатель — древний исполин, великан Атлас, согласно греческому мифу, один из титанов, сын Иапета и Климены, брат Прометея; на Крайнем Западе обречен поддерживать небесный свод. В сказке Новалиса его пробуждает «гальваническое раздражение», как сказано в наброске.

134

Геспериды — дочери Вечера (Геспер — вечерняя звезда). На склоне горы Атлас Геспериды хранят сад, где растут золотые яблоки. В сказке Новалиса сад Гесперид — обледеневший сад Арктура (см. с. 74).

135

Жених — очевидно, Отец, Разум или Амор.

136

Цинк укрепил свою цепь… — то есть цепь гальванической реакции.

137

Золотом дарована цепь, что связует грудь его и море. — Та же самая цепь, которую Цинк укреплял на груди Джиннистан, чтобы пробудить Отца. Согласно наброску к сказке, принцессу пробуждает гальваническая дуга.

138

Вечные узы… — Таким образом, Отец Разум (он же Амор) сочетается браком с Джиннистан (Фантазией), Эрос вступает в брак с Фрейей (принцессой). Так поэт становится королем Атлантиды в третьей главе, заключив брак с принцессой, а «Небесная Мать обретается в каждом сердце», так как ее пепел, растворенный в слезах, — эликсир бессмертия.

139

Эта игра называется шахматами… — Шахматы дарит молодому королю Персей (намек на персидское происхождение шахмат).

140

Там буду я услаждать вас увлекательными зрелищами… — Не забудем, что Месяц (он же старый Шванинг), отец Джиннистан (Фантазии), становится директором театра и потому нуждается в сотрудничестве Музы.

141

Три кариатиды — это Парки, окаменевшие, как и сфинкс. На них держится брачное ложе, в которое превратился трон… В царстве Софии любящие, как небожители, по Гёльдерлину, пребывают вне судьбы.

142

В набросках к роману встречается такой фрагмент:

«Старинная икона Божией Матери в дуплистом дереве над ним. Слышится голос — он должен построить капеллу. Под покровительством иконы девушка-пастушка, ее воспитывают видения. Икона посылает его к мертвым — обитатели монастыря — мертвые».

Этот фрагмент явно относится к началу второй части. Он проливает свет на ее название, объясняя, что это за монастырь. В собрании фрагментов «Цветочная пыльца», опубликованном при жизни Новалиса (1798), находится такой фрагмент: «Жизнь — начало смерти. Жизнь (существует) во имя смерти. Смерть — скончание и начало одновременно, разлука и теснейшие узы одновременно. Смертью завершается ограничение».

143

По замыслу Новалиса, во второй части, в начале и в конце каждой главы слово должно было предоставляться поэзии: «Между главами говорит Поэзия». Поэзию олицетворяет Астралис, сидерический человек или звездный дух. Он зачат первым поцелуем Генриха и Матильды на пиру, о чем напоминает сам Астралис: «Пир поцелуем кончился, не так ли?» Новалис пишет в набросках: «Рождение сидерического человека с первым объятием Матильды и Генриха». По древним восточным представлениям, первые люди и райские духи бывали зачаты поцелуем или взглядом. На образ Астралиса повлияло учение Якоба Бёме о семи духах-родниках, а также, возможно, воззрения Парацельса, известного оккультиста, алхимика и врача.

Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм, прозванный Парацельсом (1493–1541), один из прототипов Фауста, учил, что в каждой частице природы присутствует архей (дух-начальник, предвосхищение лейбницевской монады или субстанциального деятеля по Н. О. Лосскому), так что звездный человек Астралис в романе Новалиса мог быть вызван влиянием Парацельса.

144

Веселый вечер тот — вечерний пир в доме старого Шванинга (см. гл. 6).

145

Обрел я самого себя в тот миг… — Представление о мысли, обретающей тело, встречается у Парацельса.

146

…И стала боль моя невыносимой. — Немецкие комментаторы усматривают в соответствующих строках оригинала перекличку с первой версией «Фауста» Гёте («Фауст. Фрагмент». 1790).

Стремлюсь я в мир и о земле ревную.

Снести бы счастье мне и боль земную.

(Пер. В. Микушевича)

147

Был светел холм… — Эта строка перекликается с «Гимнами к Ночи» (фраг. 3): «Облаком праха клубился холм — сквозь облако виделся мне просветленный лик любимой».

148

…Пророчества тогда крылами стали. — Вероятно, подразумеваются слова Клингсора, завершающие седьмую главу: «Дети мои! — произнес он. — Храните ваши узы вопреки самой смерти. Что же такое вечная поэзия, если не жизнь в любви и верности».

149

…Всякий во всем, и всё во всяком… — Эта строка и последующие построены на перекличках с мистическим пантеизмом Якоба Бёме или даже на цитатах из его произведений.

150

Прясть начинает Муза вновь. — Здесь отчетливая перекличка со сказкой Клингсора.

151

Во мрак роняя пепел свой. — Первый поэтический монолог Астралиса завершается прямым отсылом к сказке Клингсора: «Потом она (София. — В. М.) опрокинула урну с пеплом в чашу, стоявшую на жертвеннике… пепел, растворенный в слезах, — эликсир бессмертия» (см. с. 89).

152

…по узкой тропе. — Среди набросков ко второй части романа сохранился такой вариант начала, озаглавленный «Видение»: «По узкой тропе медленно поднимался пилигрим из долины ввысь. День клонился к вечеру. [Однако] жара не была гнетущей. Довольно сильный ветер чувствовался в воздухе, и его глухая, расточительная [диковинная] музыка терялась в неясных далях. Она делалась громче и отчетливее среди древесных вершин — так что иногда как будто слышались заключительные слоги и отдельные слова неведомого человеческого языка. В колебаниях воздуха, казалось, движется и колеблется сам солнечный свет. Все вещи приобрели неясный отблеск. [Но во всем таился некий смысл, и даже дневное тепло как будто колыхалось.] Пилигрим шел, погруженный в глубокие раздумья. [На вершине] [через некоторое время] он сел на большой камень под старым деревом, еще зеленым снизу, но уже сухим и обломанным сверху».

153

…зеркальные воды пугали и завораживали своим блеском. — Это воды реки, в которой утонула Матильда, как снилось Генриху (см. гл. 6).

154

Бедная дева — Циана, дочь графа Гогенцоллерна. Граф фон Гогенцоллерн (отшельник) упоминает двух своих детей в пятой главе первой части. Циану назовет по имени Сильвестр (см. с. 100).

155

Мое дитя восторжествовало над смертью. — Очевидно, «дитя» — Астралис, а таинственный голос принадлежит умершей Матильде, что и подтверждается тут же.

156

Струны лютни вторили песне пилигрима. — Из этой песни явствует, что в Генрихе пробудился поэтический дар. В его песне слышатся отголоски миннезингеров (в особенности Фридриха фон Хаузена, Генриха фон Морунгена и Рейнмара фон Хагенау).

157

…сухие щепки. — Возможно, намек на щепки от креста, на котором был распят Христос.

158

Матерь Божья… — Явная перекличка с духовными песнями Новалиса (см. в особенности песнь XIV).

159

У тебя не один отец, как не одна мать. — Эта мистическая истина приобретает основополагающее значение в «Повести о Светомире Царевиче» Вячеслава Иванова. Так, в книге восьмой, написанной Ольгой Дешарт по наброскам Вячеслава Иванова, Александр Македонский говорит Светомиру: «…мать-то у нас одна, а отцов много. В каждом плане духа другой отец». И далее: «Одному Господу известно, от кого мы рождаемся и какого мы духа» (Иванов В. И. Собрание сочинений. Брюссель, 1971. Т. 1. С. 443, 456).

160

Ты у врача Сильвестра. — Прототип Сильвестра — предположительно, Парацельс (см. примеч. к прологу «Astralis»). Не исключено, что имя «Сильвестр» соотносится с кануном Нового года (вечер Сильвестра), когда вспоминают прошлое и гадают о будущем.

161

Твой отец был не старше тебя… — Эти слова Сильвестра возвращают нас к первой главе первой части, где отец Генриха рассказывает о встрече с ним. Сам Сильвестр упомянет в дальнейшем, что он уроженец Сицилии.

162

Циана. — Имя это происходит от греческого Kyanos (василек); «cyaneus» — синий, так что возможна параллель с голубым цветком (по-немецки «синий» и «голубой» — одно слово «blau»).

163

Когда в мире будет властвовать одна только совесть… — Существеннейшее для романа пророчество, его основополагающая идея, восходящая, по-видимому, к моральной философии Фихте. В своих фрагментах Новалис пишет: «Уже совесть подтверждает наше отношение к миру иному — нашу с ним связь — возможность перехода в иной мир — внутреннюю независимую мощь и состояние вне низменной индивидуальности». В духе этих идей Новалис формулирует в одном из своих «Диалогов» мысль, согласно которой мораль, в конце концов, не говорит ничего определенного, будучи лишь совестью, но, в отличие от Фихте, совесть, по Новалису, совпадает с поэзией. «Для меня совесть — лишь душа вселенского стиха…», — говорит Генрих (с. 102). Совесть как романтическая соборность (см. с. 102) перекликается с фрагментом «Христианство, или Европа».

164

Перевод осуществлен по изд.: Tiecks Bericht über die Fortsetzung//Novalis. Schriften: In 4 Bd. mit einem Begleitband. 3. Aufl. Darmstadt, 1977. Bd. 1. S. 359–369.

Людвиг Тик (1773–1853) — немецкий поэт-романтик, друг Новалиса. В письмах к Тику Новалис подробно излагает замысел «Генриха фон Офтердингена». После смерти Новалиса Тик располагал паралипоменами к роману, набросками к нему, среди которых особое значение для второй части имеют так называемые «Берлинские бумаги». Тик широко использовал и весьма подробно процитировал их, реставрируя продолжение и возможную концовку. Вместе с тем следует отметить, что на самого Новалиса оказал определенное влияние роман Тика «Странствия Франца Штернбальда». Первая часть его вышла в 1798 г., когда замысел «Генриха фон Офтердингена» уже формируется. В частности, сочетание прозы со стихами в «Странствиях Франца Штернбальда» могло оказаться вдохновляющим примером для Новалиса.

165

Когда в числе и в очертанье… — Эти строки, по всей вероятности, должен был произнести Астралис в завершение романа (см. примеч. 13 к гл. 6). Шестая глава завершается чаяньем чудесного сокровенного слова: «Генрих не пожалел бы всей своей жизни, лишь бы вспомнить это слово».

166

Наше тихое веселье… — В набросках к роману этим стихам, называемым иногда «Песнь мертвых» (такого названия у Новалиса нет), предшествует сентенция: «Блаженны только мертвые». Далее следуют наметки в прозе: «Древние сокровища в могилах. Призраки. Свобода. Сожжение. Погребение. Дружественное лицо. Веселая жизнь — любовь. Богослужение. Прошедшее. Что они всё еще делают у живых. Смерть — высшая цель жизни».

167

…Задушевно голубое… — Соотносится с фрагментом в «Берлинских бумагах»: «Всё голубое в моей книге».

168

Сбейте пряжки… — К этим строкам, возможно, восходит концовка первой части шестого сонета к Орфею Рильке:

Славит он в горницах или в гробницах

Пряжку-застежку, кольцо, кувшин.

(Пер. В. Микушевича)

169

Век твой минул, дух земли! — Явная перекличка с «Фаустом» Гёте. «Фауст. Фрагмент» появляется в 1790 г. Как известно, задуман «Фауст» гораздо раньше, так что за сто лет до Ницше дух земли в трагедии Гёте произносит слово «сверхчеловек», относя его к Фаусту. В декабре 1800 г. Новалис обращается к Тику с вопросом о продолжении гётевского «Фауста», так что и дух земли, возможно, вписывается в полемику Новалиса с Гёте.

170

Лоретто — место паломничества в Италии (провинция Анкона). Согласно легенде, туда был перенесен из Назарета дом, где родилась Дева Мария.

171

«De tribus impostoribus» — «О трех обманщиках», средневековый вольнодумный трактат, по-видимому, восточного происхождения, приписанный императору Фридриху П. Весьма вероятно, впрочем, что трактат фактически исходит от суфиев, обвинявших Моисея, Иисуса и самого Мухаммеда в том, что они выдали присутствие Бога или Духа Божьего в своем существе, а такое присутствие подобает хранить в тайне, и, чтобы сохранить эту тайну, надлежит обвинять в обмане каждого, кто это присутствие выдает, в особенности когда такое присутствие истинно. Так был казнен проповедник суфизма аль-Халладж (922), сказавший о себе: «Я есмь Истинный (Бог)». Упоминание трактата свидетельствует в таком случае о влиянии суфизма на Новалиса.

172

Манессовская рукопись — «Большое Гейдельбергское рукописание песен», во времена Новалиса хранившееся в Париже. Первый издатель рукописания Бодмер озаглавил его по имени главы Цюрихского городского совета, рыцаря Рюдигера Манессе (ум. 1325), по заданию которого она была собрана.

173

…свою пропажу. — См. примеч. 11. к гл. 6.

174

Бракосочетание времен года. — Это название зафиксировано в «Берлинских бумагах». Стихотворение должно было произноситься Астралисом в начале последней главы или последней части.

175

…новый король. — Начало «Бракосочетания» возвращает нас к сказке Клингсора, завершающей первую часть романа (см. гл. 9). Очевидно, новый король — это Эрос (он же певец из третьей главы первой части, он же Генрих).

176

Грезу ночную свою… — Сон Генриха о голубом цветке см. в гл. 1. ч. 1.

177

Гость — странник из первой главы части первой. Он должен был снова появиться во второй части.

178

Эдда — королева (в сказке Клингсора Фрейя, см. выше у Людвига Тика). Примечательно в «Бракосочетании времен года» и вообще в романе обращение Новалиса к нордической, скандинавско-германской мифологии. В древнегерманских памятниках Эдда — Праматерь или Поэзия.

179

…былое, как и грядущее. — Эти предположения Людвига Тика также основываются на «Берлинских бумагах». Речь идет не о дальнейших набросках к стихотворению, а о развитии действия в романе вплоть до его завершения.