Хорошо вечером в лесной избушке! Сквозь крохотное окошко, чуть освещая закопченные углы, проникает лунный свет. В печке потрескивают березовые поленья, за окном задумчиво шумит тайга.
О том, что будет дальше, куда поведет нас завтра лесной человек Степка, я уже не думал. Я подложил под голову кулак и уснул крепким таежным сном.
Ночью я проснулся и услышал тихий плач. Я вгляделся в темноту и увидел Люську.
— Ты чего плачешь, Люся?
— Страшно, — сказала она и показала рукой на окошко. — Там волки.
Где-то неподалеку от нашей избушки действительно тянул свою тоскливую ночную песню волк. Смолкнет, подумает и снова выводит протяжное, хватающее за сердце «у-ууу-у-ууу»…
Я хотел разбудить Степку, но потом передумал. Неужели без него нельзя сделать в тайге ни одного шага? Я тоже мужчина. Я буду сам защищать Люську. Если надо, я погибну в неравной схватке с лесным зверем. Я сел возле Люськи и сказал:
— Ты, Люся, не бойся. Я с тобой. А к тому же осенью волки людей не трогают. Ты это должна знать.
Но Люська по-прежнему недоверчиво смотрела на окно избушки.
— Осень для волков не аргумент, — сказала она. — Съедят и абсолютно ничего не оставят, даже костей…
Я хотел сказать, что Люська напрасно придает такое большое значение своим костям, но сдержался. Когда за окном воет и клацает зубами настоящий волк, шутки неуместны.
— Со мной ты можешь ничего не бояться, — убежденно сказал я. — Я тебя в обиду не дам.
Люська успокоилась. Она взяла меня за руку и тихо сказала:
— Гена, ты на меня не сердишься?
Такой неожиданный вопрос смутил меня. Неужели она и в самом деле поняла, что я не антипатичный и не агрессор? Я решил выяснить все до конца. До каких пор я буду ходить, как будто бы с завязанными глазами!
— Нет, Люся, я на тебя не сержусь. Но почему ты всегда несправедливо и незаслуженно обижаешь меня?
— Я тебя не обижаю. Ты сам виноват: болтаешь своим языком, хвастаешься, как будто бы ты лучше всех на свете. Зачем такой апломб? Я тоже москвичка, и мне просто стыдно за тебя перед ребятами. Зачем ты укусил Степу? Ты ведь человек, а не аллигатор!
При чем тут аллигатор, то есть крокодил? Неужели Люська не может подобрать более вежливые слова на букву «а»?
— Ну что ж, — с болью в сердце сказал я, — раз ты считаешь, что Степка лучше меня, тогда…
— Ах, ты ничего не понимаешь! — перебила меня Люська. — Это абсурдный разговор.
— Совсем не абсурдный. Ты же помнишь, что сама говорила в поезде: «Геночка, давай с тобой никогда-никогда не ссориться и все время быть вместе. До самой смерти…»
Люська тихо засмеялась.
— Чего ты смеешься?
— Ах, ты ничего не понимаешь!
— Почему это я ничего не понимаю? А если не понимаю, так объясни. Только, пожалуйста, без своей буквы «а».
Люська быстро посмотрела на меня и улыбнулась теперь уже грустной и какой-то растерянной улыбкой:
— А ты не обидишься на меня?
— Конечно, нет. Говори.
Люська склонила голову и тихо сказала:
— Я хочу быть вместе до самой смерти и с тобой, и со Степой, и с Комаром. Они ведь хорошие товарищи, и я их люблю…
— Люся, подумай, что ты говоришь! Ведь так даже в книжках не бывает! — воскликнул я.
Люська упрямо тряхнула головой:
— Ну и пусть! Я абсолютно не хочу знать, что бывает в твоих книжках!
Глава двадцать первая
ГДЕ СТЕПКА? КОСТЕР НА БЕРЕГУ РЕКИ. ПРИЯТНЫЕ ИЗВЕСТИЯ
Утром Комар и Люська растолкали меня:
— Вставай, исчез Степка!
Вначале я думал, что они шутят. Но нет, Степка и в самом деле исчез.
— Степа-а-а-а! — кричали мы на всю тайгу. — Степа-а-а-а!
Но никто не откликался. Степка будто сквозь землю провалился.
Что же могло случиться? Может, волк задрал? Вышел Степка на порог, а серый цап-царап — и сожрал его вместе с сапогами, пуговицами и толстым солдатским ремнем. Исчезновение Степки всех очень расстроило. Хотя Степка очень часто был несправедлив ко мне, я был готов простить ему все обиды. Но главное, мы не знали, что нам теперь делать. Вот если бы был Степка, тогда другое дело. Он находит выход даже там, где его нет.
Мы сели возле избушки и стали вспоминать Степку.
— Степа даже чай умел варить с шишками! — сказала Люська. — Он лучше вас всех, я вам авторитетно говорю!
— При чем здесь чай! — возразил я. — У него были более ценные достоинства…
— Ты лучше молчи! — оборвал меня Комар. — Кто Степке руку искусал и пылесос выбросил? Говори! Может, он из-за тебя и умер!
Странные обвинения! При чем тут пылесос?
— Ты тоже хорош! — сказал я. — Что ты о нем на заборах писал? Разве так настоящие товарищи делают?
— Я только один раз и написал…
— И не один, а три. Один раз на доске показателей и два раза на заборе… К тому же ты еще ябедник. Мне говоришь «со Степкой дружить не буду, он мой враг», а Степке говоришь…
— Я ничего Степке на говорил. Я только сказал, что ты хвастун…
В общем, мы чуть не поссорились. Но потом мы поняли что дракой делу не поможешь, и решили идти в избушку варить Степкин чай. Шишки у нас еще со вчерашнего дня остались, вода тоже была под боком. Возле избушки темнела неглубокая, заросшая травой ямка. На дне ее клокотал быстрый родничок. Но чай сварить мы так и не успели. Едва в печке разгорелись и начали потрескивать дрова, за окном послышались быстрые шаги, и на пороге нежданно-негаданно появился воскресший из мертвых Степка.
