Гении сыска. Этюд в биографических тонах - [13]

Так или иначе, купец и его люди были арестованы. В высохшем колодце посередине филатьевского двора действительно обнаружился труп умершего от побоев солдата. Арестованным предъявили серьёзнейшее обвинение в государственном преступлении.

Филатьеву удалось доказать непричастность к убийству; дворовых же приговорили к различным видам наказания. Что до доносчика, то его отпустили с миром, и он благополучно вернулся к ворам и грабителям в Китай-город. С той поры он и начал прозываться Ванькой Каином. То ли из-за доноса, то ли из-за особой изворотливости, хитрости и жестокости, с которой совершал преступления. Вскоре он перебрался из Москвы на Волгу, примкнул к шайке разбойничьего атамана Михаила Зори, затем вновь вернулся в Москву.

Перечислять его уголовные подвиги я не буду, поскольку нас интересует другая деятельность этого персонажа.

Она началась вскоре после восшествия на престол императрицы Елизаветы Петровны, дочери Петра Великого. Случилось это знаменательное событие 25 ноября 1741 года в результате дворцового переворота. Коль скоро политические преступления (а тут они, безусловно, имели место) не являются предметом нашего рассмотрения, я опущу подробности. Отметим лишь, что среди указов, подписанных новой императрицей в самом начале царствования, 15 декабря, появился и такой: «О Всемилостивейшем прощении преступников и о сложении штрафов и начётов с 1719 по 1730 год».

Уже 27 декабря 1741 года в Сыскной приказ добровольно явился наш герой.

Объявив, к вящему удивлению служивших там чиновников, что он и есть тот самый знаменитый на Москве вор Ванька Каин, он предложил властям свои услуги в поимке грабителей, воров и прочих преступников в Москве и других местах, ему знакомых. Обо всём этом сохранился документ — протокол допроса Осипова-Каина (хранится в Российском государственном архиве древних актов), который вёл копиист Сыскного приказа Алексей Матвеев. Сам по себе документ чрезвычайно интересен. Вначале преступник кается в своих прегрешениях:

«…Я сим о себе доношением приношу, что я, забыв страх Божий и смертный час, впал в немалое погрешение: будучи в Москве и в протчих городех, во многих прошедших годех машенничествовал денно и ночно, будучи в церквах и в разных местах, у господ, и у приказных людей, и у купцов, и всякого звания у людей из карманов денги, платки всякие, кошельки, часы, ножи и протчее вынимывал»[22].

Затем же он предлагает свои услуги — для чего, собственно, и явился:

«Товарищи, которых имена значит ниже сего в реестре, не токмо что машенничеют и ис корманов деньги и протчее вынимают, но уже я уведомился, что и вяще воруют и ездят по улицам и по разным местам, всяких чинов людей грабят и платья и протчее снимают, которых я желаю ныне искоренить, дабы в Москве оныя мои товарыщи вышеписанных продерзостей не чинили. А я какова чину человек, и товарыщи мои, и где, и с за кем в подушном окладе написаны, о том всяк покажет о себе сам»[23].

А чтоб чиновники не подумали, будто всё это пустые слова, Каин тут же и перечислил имена и места проживания тридцати двух своих бывших подельников, среди которых упомянул и старого своего товарища и учителя Петра Камчатку. Как можно понять из его «доношения», мошенниками в России тогда называли не жуликов или аферистов, как в более поздние времена, а воров-карманников.

Название это, по всей видимости, происходило от слова «мошна», то есть «карман», «кошелёк». Соответственно, мошенник — тот, кто промышляет в мошнах.

Предложение было принято. Согласно хранящемуся там же рапорту («доезду») чиновника («протоколиста») Петра Донского, в ту же ночь солдатская команда под его начальством провела мощную облаву по адресам, указанным Ванькой Каином. Среди прочих арестованных (а их оказалось много больше первоначальных тридцати двух) схвачен был некий Алексей Соловьёв, отставной солдат и старинный друг-подельник Ваньки Каина. В отличие от Осипова, Соловьёв владел грамотой. При нём обнаружились записки, содержавшие подробности лихих дел («…в понедельник взято в всесвятской бане в вечеру 7 гривен… в четверг 50 коп., штаны васильковые; на кожаном мосту 16 алтын…»[24]). А, кроме того, здесь же был приложен список московских мошенников, среди которых значились Ванька Каин и Пётр Камчатка! Историк Есипов по этому поводу высказал предположение, что список предназначался для доноса: Соловьёв собирался идти той же дорогой, что и Ванька Каин, но Осипов опередил бывшего соучастника и коллегу. Пришлось Соловьёву идти в застенок — в то время, как Ивану Осипову присвоили звание доносителя Сыскного приказа (сыщика) и дали в помощь воинскую команду.

Формально сыщик Осипов числился по Сыскному приказу, но за розыск и арест преступников Осипов получал плату, подобно английскому «воролову».

Правда, суммы были, на взгляд бывшего разбойника, ничтожны: после первого эффектного появления на публике в качестве сыщика (а всего в ту первую ночь с его помощью были схвачены более полусотни уголовников) выдали новоявленному сыщику пять рублей. Понятно, что это не нынешние пять рублей, но для привыкшего к размаху Каина сумма показалась чуть ли не оскорблением. Возможно, на первых порах он и в самом деле намеревался порвать с прошлым. Во всяком случае, два года Осипов вёл жизнь сыщика: доносил, арестовывал, организовывал сыск и слежку. Порою рисковал жизнью: бывшие товарищи вовсе не собирались мириться с предательством Каина, так что и нападали на него, и избивали. А начальству Сыскного приказа словно и невдомёк было тяжёлое положение энергичного сыщика. Наконец, спустя два года, в ноябре 1743 года Каин обратился в приказ с просьбой о погашении его долгов размере 12 рублей 40 копеек, которые Осипов задолжал в харчевнях за хлеб и другие продукты.