Генеральная проверка - [50]

Бил барабан, весело свистели флейты и кларнет, ухал контрабас. Бойцы батальона запели рабочий марш; вместе со всеми пел и Халачев. Воодушевлению не было предела. За отрядом бежали женщины, дети, старики. Они благословляли бойцов, желали им победы. Песни, музыка, народ, который приветствовал отряд, аплодируя ему, — все это еще больше воодушевляло бойцов. Никто не сомневался, что казармы падут. Сама весть о подавлении огневых точек на флангах атаки гарантировала успех. Но, завидев впереди железные ворота казарм, над которыми издалека можно было прочитать надпись: «Плевенский Его Величества полк», бойцы дрогнули. Многие из них проходили военную службу здесь, на этом плацу, и знали, с кем предстоит иметь дело. Они хорошо запомнили злобу и жестокость офицеров, у которых проходили службу, их коварство и беспощадность. И сейчас, увидев железные ворота, стальные каски и орудие, установленное у самого входа, они поняли, что победу придется добывать дорогой ценой.

Халачев выхватил из ножен саблю, высоко поднял ее над головой. И хотя он был невысок ростом, все увидели, как клинок сверкнул на солнце. Бойцы поняли, что приближается начало схватки. Капитан хорошо знал солдатскую душу еще по боям у Добро-Поле. Ему было хорошо известно, что не так уж много надо, чтобы в их душах разгорелось пламя. С ними он читал в окопах фронтовые листовки, с ними встретил весть об Октябрьской революции. Помнил он и аресты и расстрелы. И прорыв у Добро-Поле, и последовавшее за ним отступление… Помнил и события у Владаи, и тот случай, когда солдаты повернули оружие против царя Фердинанда. Он помнил все. Все вытерпела его молодая душа, и не было на свете силы, которая могла бы отторгнуть его от людей, от солдат. Он знал, что значит для них поднятая над головой обнаженная сабля, песня, вовремя поданная команда.

Но с командой он не спешил. Необходимо было выждать момент для атаки, соразмерить силу удара. Он помнил слова Ленина о том, что если «вчера» было еще слишком рано, то «завтра» может оказаться слишком поздно. Поэтому-то он и выжидал, прежде чем взмахнуть саблей и крикнуть, как на фронте: «Вперед, молодцы!» — и, как всегда, первым броситься в бой, презрев смерть.

Отряд четко печатал шаг. Бойцы молчали. Умолк и духовой оркестр. Вдалеке, у железных казарменных ворот, не было заметно ни малейшего движения. Ствол орудия был направлен в сторону приближавшегося батальона, но возле орудия не было видно ни души. Может, враг готовит западню? На казарменном плацу трубач заиграл сигнал отбоя.

— Что там происходит, товарищ капитан?

— Может быть, хотят сдаться без боя?

— Развернись в цепь, ребята! — Капитан взмахнул саблей.

Колонна на ходу развернулась. С винтовками наперевес рабочие продолжали идти под ритмичный бой барабана. Звуки барабана и шаги бойцов по мостовой как бы подчеркивали зловещее молчание казарм. Трубач продолжал играть отбой. Когда до ворот оставалось метров пятьдесят, кто-то распахнул их изнутри, и навстречу отряду из глубины двора вышли два офицера и солдат с белым флагом. Бойцы капитана Халачева замедлили шаг, а затем по его команде остановились.

— Господин капитан, — проговорил поручик-парламентер, — по приказу начальника гарнизона пехотный его величества полк складывает оружие. Вас приглашают пройти для переговоров на казарменный плац!

— Я не понимаю, поручик, — ответил Халачев, — о каких переговорах может идти речь?

— О переговорах, которые вам предлагает полковник Нерезов!

— Я не намерен вести никаких переговоров с полковником до тех пор, пока вы не сложите оружие.

— Нам так приказали из Софии, господин капитан! — откозырял поручик и сделал шаг в сторону, давая дорогу Халачеву.

В открытые ворота можно было видеть выстроенное на плацу воинское подразделение без оружия. Над казармами развевался белый флаг. Перед строем прохаживался полковник Нерезов.

Халачев удивленно смотрел на все это. Но поскольку парламентеры продолжали стоять перед ним, держа руку у козырька, он дал знак своему связному сопровождать его во двор казармы. Четким солдатским шагом он направился к построенным без оружия солдатам и офицерам. Халачев подошел к полковнику, стоявшему на правом фланге строя, откозырял, как полагается по уставу, ж представился:

— Капитан Халачев, командир революционного батальона!

— Господин капитан, — медленно начал полковник, глядя куда-то в сторону, — имею честь сообщить вам важную и спешную новость. Только что нами получена телеграмма из Софии…

— Какая телеграмма? — быстро спросил Халачев.

Полковник вынул из кармана листок белой бумаги и подал его удивленному капитану. Отступив в сторону, капитан Халачев прочитал телеграмму, осмотрел печать, проверил дату и адрес отправителя. Сомнений не было — телеграмма пришла из Софии! Он не верил своим глазам. Особенно его возмутили слова: «За неподчинение несете партийную ответственность». С каких это пор революционные действия стали называться «неподчинением»? Ему хотелось порвать телеграмму, но из уважения к отправителю он не сделал этого и, лишь слегка смяв, вернул ее полковнику. «Неподчинение». Вот ведь слово… И еще это: «…занять позицию нейтралитета».