Генералиссимус - [7]

VII

«Значит, это не превращение, а метаморфоза», — уже два дня пребывая под впечатлением, думал Петр Иванович. Ему казалось, что это слово несравненно точнее выражает те прямые и обратные действия, которые он своей силой  воли совершал, к тому же оно не имело такого антинаучно-суеверного оттенка, как «превращение»,  и в эпоху космических достижений звучало более убедительно.

— Значит, метаморфоза, — с удовольствием повторил Петр Иванович.

Прочитанный прецедент придавал как бы законность до тех пор самовольным действиям Петра Ивановича. Подлинность нетипичного случая не особенно волновала его. Важна была сама идея. Он понимал, что даже если таковой и не  списан непосредственно с натуры, то нет дыма без огня, и раз уж  писатель описал подобное происшествие, то оно, вероятно, могло где-нибудь произойти. Разве его собственная  метаморфоза не служила тому самым убедительным  свидетельством?

Вчера, когда позвонил из автомата умному студенту, чтобы вернуть ему прочитанную вместе с другими тоже интересными  (один из лагерной жизни), рассказами повесть, тот сказал ему, что уезжает на все лето в археологическую экспедицию, и пусть Петр Иванович не торопится с возвращением до возвращения. Так что Петр Иванович положил книжку на сервант, чтобы она не затерялась среди мемуарного жанра на двух параллельных полочках, и для себя заметил, что нужно бы посмотреть в библиотеке, не описано ли где-нибудь еще аналогичных случаев, может быть, в каких-нибудь старых журналах или газетах — он знал, что в дореволюционные годы менее строго относились к подобным вещам.

Покричав сколько нужно для дела  петухом и пару раз превратившись туда и обратно, Петр Иванович совершил туалет и в последний раз перед длительной метаморфозой по-человечески позавтракал двумя купленными вчера «домашними» котлетками с картофельным пюре. Эти два дня поклевывал, в основном, купленное тогда же пшено, и не то чтобы проголодался — этого не заметил, — однако показалось такое питание ему чуть-чуть однообразным, подумал, что и петухам, наверное, в курятниках  разнообразят их естественный корм, каким-нибудь, кальцием, например, или еще чем там. Поленился, а может, честно говоря, и оттягивал полное перевоплощение, хотя, казалось бы... Так что пока не сходил за руководством, а то знал бы все, что нужно, о добавках, и, может быть, теперь не было бы искушения.

«А не будет ли мне в петушином образе хотеться курить?» — подумал Петр Иванович, доставая из беленькой пачки (раньше когда-то голубенькие были) плоскую сигаретку «Аврора» и разминая ее. Покойная Антонина не очень приветствовала курение, но он, приобретя в армии эту вредную привычку, так и не сумел от нее отстать. «Если не захочется, то от этого только польза, — здраво рассудил Петр Иванович, — ну, а захочется, превращусь, покурю, а потом назад в петуха. Найдем выход».

Гуммозов своей неравномерной походкой пришел через коридор на кухню, подозрительно посмотрел на Петра Ивановича, но только поздоровался, больше ничего не сказал. Петр Иванович подумал, не слышал ли Гумммозов в своей комнате его утреннего кукареканья, но решил, что вряд ли, а если и слышал, то, что? Вон Виктор Чистяков знаменитым артистам по-разному подражал, а петухом покричать всякий может.

«А может, он думает, что я того?» — подумал Петр Иванович и дальнейшим своим поведением постарался показать соседу, что он никак не «того», а совсем наоборот, трезвый и здравомыслящий товарищ.

— А не скажете ли вы, Геннадий Никитич, как вчера «Зенит» сыграл, — сделал он вид, что интересуется футболом, не учтя при этом, что, может быть, Гуммозов в силу своей ноги определит этот вопрос как бестактный или даже провокационный.

Однако Гуммозов виду не подал: ему очень хотелось выведать, не намечаются ли у Петра Ивановича где-нибудь на стороне серьезные отношения. Не знал, как подойти к этому вопросу. Игнорируя «Зенит», начал издалека о том, что вот скоро Троица и не  собирается ли, мол, Петр Иванович съездить на кладбище проведать покойную Антонину Александровну. Выяснилось, что Петр Иванович поедет как всегда, но этот ответ тоже не открывал подлинных намерений Петра Ивановича. Ведь могло быть так, что сегодня поедет на кладбище, а завтра с молоденькой в загс — мало ли охотниц найдется на комнату в малонаселенной квартире? Отметил молодцеватую походку Петра Ивановича, когда тот покидал кухню.

«Ишь, разыгрался, — неодобрительно подумал Гуммозов, — ну, прямо петушок». И на этот раз неведомо для себя попал в самую точку.

А Петр Иванович надел на голову искусственную, под соломенную, шляпу и вышел на улицу. Он подумал, что Гуммозову в его свободные дни показалось бы странным его круглосуточное сидение дома в летнюю погоду, да и для здоровья пешеходные прогулки полезны. Кроме того, все еще не были приобретены книги по современному куроводству, так что прогулка приобретала к тому же и некоторую цель.

Червь сомнения, однако, точил душу Петра Ивановича: а вдруг все-таки Гуммозов слышал его петушиный крик? «Да хоть бы и слышал, — во второй раз подумал Петр Иванович, — вон Виктор Чистяков, — он вспомнил, что уже думал о Викторе Чистякове. — Ну не Виктор Чистяков, — подумал Петр Иванович. — Даже если слышал, то и что? Да признайся я ему сейчас открыто во всем, он и то не поверит, — от такой неуязвимости Петр Иванович почувствовал большое облегчение и уверенность в себе. — Нет, никто не догадается, — подумал Петр Иванович. — Прежде чем наука это явление откроет, таких петухов должен не один десяток появиться».