Генерал Кононов. Том II - [53]

Подойдя к расположению сотни мы увидели что не только наша сотня, но и все другие поспешно строились, готовясь к выступлению.

Уже совсем рассветало, когда наша сотня тронулась.

Проходя по улицам, на углу одной из них при выходе из города мы увидели начальника штаба дивизиона сотника Гюнтер. Он стоял с группой офицеров штаба дивизиона. В это время подошла 2-я сотня.

Высокий выше всех на голову шел впереди сотни Григорьев. Он шел твердой прямой походкой, но было видно, что он пьян.

«Куда мне, Юрка… куда мне?…» — пьяным голосом спросил он Гюнтера.

Тот, закусив губу, со злобной печалью смотрел в сторону и ничего не ответил. А потом подозвав Григорьева к себе, тихо, так чтобы не слышали казаки приказал пойти выспаться.

Казаки с тревогой и печалью смотрели вслед все так же твердо и прямо, уходившему от них их любимому командиру.

Пройдя несколько километров от Джурджевац, мы подошли к селу Калиновац, где только что находились титовцы, выбитые после небольшого боя подошедшим раньше нас вторым дивизионом. Мы вошли в село.

Через полчаса поступил приказ, — нашей и 5-й сотням дивизиона остаться в Калиновац, а всем другим вернуться в Джурджевац.

Калиновац обстреливался беспокоящим артиллерийским огнем. По звуку мы определили, что бьет «наша».

Уже начинало темнеть, когда меня вызвал Пащенко. Так как Чебенев был отозван в другую сотню а я его замещал, то Пащенко дал мне ряд указаний.

«Будь осторожен… присматривайся!» — провожая меня сказал он.

Около полуночи, обойдя оборону, я пришел во 2-е отделение, окопавшееся у моста через большой ручей протекавший через село. У самого моста в канаве стоял дозорный, а в нескольких метрах за хатой в которой расположилось 2-е отделение, находилось пулеметное гнездо. Командир отделения, урядник Заруба, доложил мне, что у него все в порядке.

Я вошел в хату. На полу вповалку спали утомленные казаки, а у печи сидела хозяйка и вздрагивала при каждом разрыве прилетавших откуда-то издалека снарядов. Заруба предложил мне поесть. Набегавшись за целый день, утомленный заботами я устало ел поданную хозяйкой жареную картошку. Вдруг в хату стремительно влетел дозорный у моста казак и доложил, что за мостом слышен разговор. Еще днем я удалил из их «куч» («куча» по-сербски — дом) всех жителей по ту сторону моста и никак не могло быть, чтобы жители посмели ночью вернуться в свои дома.

Схватив автомат я направился к мосту. Всматриваясь а темноту и прислушиваясь, я подошел к нему. Никаких подозрительных звуков с другой стороны не было слышно, только журчал ручей. Простояв минут десять у моста я приказал дозорному, в случае какого-либо движения на той стороне, открыть огонь и вернулся в «кучу».

С четверть часа я просидел за столом, доедая остывшую картошку. Напротив меня сидя спал Заруба. Какое-то предчувствие опасности заставило меня встать и вновь направиться к мосту.

Не дойдя до моста 15–20 метров я увидел силуэт стоявшего дозорного казака и уже было успокоился, как вдруг раздался резкий крик «Юриш!» (призыв в атаку). Оглушительные разрывы гранат и автоматный огонь заставили меня «приземлиться». Упав на землю, я открыл огонь из автомата. Сразу же затем последовавшие несколько наших пулеметных очередей сразили первые ряды атакующих титовцев и отбросили их назад.

Через несколько минут титовцы возобновили атаку, стремясь прорваться через мост. Как только они с криком «Юриш!» поднялись, я немедленно дал осветительную ракету, а наши меткие пулеметчики скосили всех оказавшихся в полосе света. Так повторялось несколько раз. И каждый раз осветительная ракета заставляла титовцев немедленно ложиться, а выскакивающих смельчаков косили наши пулеметчики.

Держа в руке наготове ракетницу, я послал казака к пулеметчикам с приказанием зажечь трассирующими пулями стог сена на той стороне во дворе дома. Через несколько минут поднялось пламя и осветило подступ к мосту. Титовцы поспешили убраться подальше.

Пока все это происходило ко мне по канаве у дороги подполз Пащенко. Я доложил ему обо всем. Приказав мне держаться до последнего патрона, он поспешил на другой конец нашей круговой обороны, так как там также уже начались атаки титовцев. Они охватив нас плотным кольцом нащупывали слабое место. На другом конце села, где стояла 5-я сотня тоже началась перестрелка. Оказалось, что телефонная связь прервана.

При нашей сотне находился один взвод 4-й тяжелой сотни. Взвод был под командой храброго молодого командира Николая Баркова, за несколько дней до этого произведенного в хорунжие. Явившись он сказал что Пащенко прислал его ко мне на помощь с одним минометом и одним тяжелым пулеметом.

Пулемет мы немедленно поставили прямо у моста, а из миномета, поставив его за хатой, стали бить по титовцам. Однако минометный огонь, видимо, мало беспокоил их. Какие-то смельчаки из титовцев отвечали вам на взрывы мин смехом и свистом, а один сорви голова откуда-то из-за ручья, совсем близко от нашей обороны хохотал, кукурекал по-петушиному, посылал отборную ругань, какая только есть на югославском языке, сопровождая все это очередями из автомата. Я думаю, что это он сразил вестового комсотни и двух казаков из моего взвода.