Генерал БО. Книга 1 - [19]

— Нет. Твои дети здоровы. Убит, — Дмитрий Сергеевич Сипягин, — сказала императрица холодно, однотонно, как на сцене театра.

Император закрылся ладонями, прошептал:

— Это бесчеловечно.

Но тут же вскрикнул: — Как они смели! Кто убил!?

— Какой то студент Балмашов, я не знаю, Ники. Ты должен быть тверд, как твой дед и отец, ты должен наказать преступную страну, родящую убийц и негодяев.

У императора около губ показались маленькие пузырьки. Он прошептал: «повесить, без суда повесить, я покажу им!» И сжал сморщенные кулаки бессильных рук.

Императрица вышла, шурша длинными шелками по янтарному, ласковому паркету дворца.

2.

Николай П-й сидел в том же кресле. Он думал о тяге. За окнами таял апрель, разливая томительную сладость петербургской весны. Император старался забыть об убийстве министра. Он знал, что должен беречь себя.

Тихими шагами прошел он в кабинет. Тихо за ним слабыми отсветами колебалась на паркете его фигура. Николай П-й стоял у окна, смотрел на капель. И вдруг стало страшно. Он вспомнил над главной гауптвахтой дворца, в столовой, взрыв Халтурина. Вспомнил дознание производимое Плеве. Как Плеве, волнуясь, говорил о возможности второго покушения революционеров на жизнь монарха.

Николай П-й бесшумно повернулся. Быстрыми шагами пошел на половину императрицы. Было жутко итти дворцом мимо караульных кавалергардов. Он не мог уж думать о тяге, апреле. На янтарном паркете слабо колебалась за ним тень. И шаги отдавались тихими, благородными эхами.

Царь чувствовал, что он зол на Сипягина за то, что его убили. «Неужель он не мог себя уберечь??? Убийство во дворце???» Ладони царя были потны. «Так может совершиться грех цареубийства???»

Императрица Александра знала, что он придет. Знала, что посоветовать и как успокоить.

— Ты слышала, Алис, — войдя, по английски сказал бледный царь.

Императрица наклонила голову. Подошла к нему, обняла и поцеловала в щеку. Когда они сели, император проговорил, болезненно морщась:

— Алис, они будут меня мучить, они все набросятся, все будут просить за того, за другого, я боюсь этого, Алис, я не люблю! — вскрикнул царь.

Императрица не перебивала.

— Ты знаешь, Алис, я даже зол на Сипягина, что его убили, мне его нисколько не жалко!

— Ники, опомнись, мы христиане, к тому же Дмитрий Сергеевич был твоим верным слугой.

Царь молчал.

— Кого ж ты посоветуешь? — сказал он тихо.

— Плеве.

— Плеве? — Ведь он сам у окна, смотря на капель, вспомнил Плеве.

— Ты думаешь, Плеве будет хорош? Да, я его назначаю. — Царь встал, поцеловал руку жены и вышел.

Опять шаги гулковато отдавались по залам дворца. Император шел быстро мимо караульных кавалергардов, думая в такт шагам «я назначу Плеве, назначу, я так хочу, я не буду слушать Витте, Плеве усмирит негодяев».

К царю в бэль-этаж лисьей походкой поднимался престарелый барон Фредерикс. Министр двора имел «право входа за кавалергардов». И войдя в кабинет императора, проговорил, наклонив голову:

— Ваше величество, письмо от князя Мещерского.

Министр двора остановился у двери. Царь любил Фредерикса. В письме князя Мещерского стояло: — «…умоляю тебя, для спасения родины, назначь взамен павшего на посту Сипягина беззаветно преданного тебе Плеве…»

Император взглянул на портьеру. Старый Фредерикс двинулся.

— Барон, вместо Сипягина я назначаю Плеве? Как вы думаете?

Лицо царедворца, похожего на лису в пенсне, молчало только секунду.

— Нельзя сделать лучшего выбора, ваше величество.

— Да. Я назначаю Плеве.

3.

Вячеслав Константинович Плеве был человеком холодной страсти. Замкнутый мальчик с туманными глазами, приемыш польского помещика, он не знал ласк в детстве. Одни говорили, что отец его церковный органист, другие, что смотритель училища, третьи, что аптекарь, никто не знал родителей Плеве. Он был сирота.

Когда Славе, как звал его помещик, исполнилось 1 7 лет, Слава донес генералу Муравьеву на приемного отца. Польского помещика генерал повесил. У мальчика была крепкая воля. Он мечтал о головокружительной карьере.

Учась на медные гроши, пешком месил грязь большой дороги, возвращаясь с каникул в университет. Мечты не покидали. Властный, гибкий, самоуверенный, переменил католичество на православие. Уже шел бюрократической лестницей. Победоносцев называл его «негодяем», ибо был слух, что Плеве через провокаторов замешан в убийстве губернатора Богдановича. Плеве был болен тщеславием и ненавистью к людям.

Ни пост директора департамента, ни пост товарища министра не удовлетворяли страсти. Только раз в жизни Плеве был счастлив. Это было в апреле, когда Балмашов убил Сипягина. Генерал-адъютант сообщил монаршью волю назначения Плеве. Плеве ехал Дворцовой набережной. Черный куб лакированной кареты плавно колыхался на рессорах, цокали подковы коней. Это были счастливейшие минуты.

Рысаки стали у подъезда дворца. Плеве поднимался Иорданской лестницей. Первыми здоровались министр двора барон Фредерикс, дворцовый комендант генерал Гессе. По пожатию рук, наклону голов Плеве знал уже, кто он. Твердо отбивая шаг пошел по Аван-залу. Император вышел навстречу ласково, любезно. Плеве показалось, что кружится голова.

Морщась от света, Николай II заговорил: