Гендер и язык - [193]

Неизбежным при этом представляется, не углубляясь в исследование жанров, проводить различие между разнообразными коммуникативными жанрами и моделями[70] в границах фрейма «университет», так как данные показывают, что степень выраженности речевого поведения тесно связана с закрепленностью различных формальных / институциональных структур. Академическая коммуникация наиболее высокой степени публичности и официальности обнаруживает значительно больше ограничений и регламентированности содержательного (заданность темы), временного (порядок предоставления слова, ограниченность продолжительности выступления, заданность последовательности коммуникантов) и личностного характера (исключение определенных групп лиц, речевая активность избранных и т. п.), нежели менее структурированные коммуникативные ситуации. Типичная официальная профессиональная коммуникация часто укладывается в рамки модели: доклад – официальное открытие дискуссии – критика доклада – ответные возражения (в данном исследовании не рассматривались учебные ситуации вводных и основных семинаров)[71].

Вскоре выяснилось, что было бы неразумно ограничиваться анализом тех ситуаций несогласия, в которых дело доходит до прямой, непосредственно следующей за выступлением критики, поскольку именно «косвенность» критики, завуалированность истинных намерений критикующего представляется главной особенностью выражения несогласия в академической среде. Так, слово «нет» («nein») в начале критического высказывания встречается крайне редко[72]. Напротив, употребление слова «да» («ja») представляет собой типичное начало критического выступления. Так же редко встречаются в начале речевых отрезков реплики: «Das ist falsch» / «Это неверно», «Ich stimme Ihnen tiberhaupt nicht zu» / «Я совершенно с Вами не согласен / не согласна». Значительно чаще высказывание имеет довольно длинный пролог и лишь затем выражается критическое замечание. Причем до последнего момента критический настрой говорящего остается замаскированным и выражается в форме оказания помощи, переспроса, уточняющего вопроса. Интенсивность такого речевого поведения коррелирует со степенью официальности ситуации.

Феномен «несогласие» позволяет настаивать на понятии «широкого контекста»[73]. Чтобы правильно классифицировать случаи несогласия, необходимо при анализе рассматривать не только широкий контекст высказывания, но и в идеале всю коммуникативную ситуацию, включая ее паралингвистические и экстра-лингвистические особенности: кинесику, проксемику, статус / престиж участников коммуникации, их взаимоотношения, гендер / пол, окружение и т. д. Часто это почти невозможно (так как, например, человек, анализирующий записанные другими разговоры, ничего или мало знает о личностных особенностях участников общения), тем не менее нельзя отказываться от привлечения такого рода контекстов, чтобы не ограничивать потенциал интерпретации.

Эмпирические данные подтверждают также несостоятельность понятия «предпочтение», долгое время считавшегося убедительным в лингвистике [Pomerantz 1984][74]. Померанц утверждала, опираясь на полученные прежде всего из анализа частных бесед данные, что согласие является предпочтительной величиной для создания гармонии (т. е. социально ожидаемым и поддерживаемым; «немаркированным» поведением) в дискуссиях. Очевидно, что существуют случаи, где эта структура не является доминирующей. На примере институционального контекста «суд» выявлено[75], что здесь после обвинения предпочтителен протест со стороны обвиняемого; все другие действия будут истолкованы в невыгодном для него свете. Также при самокритике: ее одобрение собеседником ни в коем случае не является ожидаемой реакцией[76]. Существуют, наконец, определенные риторические и институционально закрепленные коммуникативные жанры, в которых несогласие с самого начала является однозначно предпочтительным поведением. Предпочтительность высказываний, таким образом, зависит от общественного института, жанра, а также культуры. Анализ выбора структуры помогает выявить, какую именно контекстуализацию предпринимают участники коммуникации. Так, при переходе от одной коммуникативной модели (например, официальное совещание) к другой (например, светский разговор) допускаются речевые действия, которые до этого момента считались нежелательными (например, указание на личные качества собеседника). Шутки и смех часто наблюдаются при подобной смене коммуникативных жанров, а также, по нашим данным, в конце официальной части встреч и как реакция на неожиданные коммуникативные ситуации и нарушение «фрейма».

2.4. Типичные для ситуаций несогласия тактики маскировки

Результаты анализа отчетливо обнаруживают, что одновременно со степенью официальности коммуникативных моделей в университетской среде также возрастает предпочтительность несогласия (то есть оно становится необходимым). Научный диспут протекает иначе, чем спор в частном общении, который, по крайней мере в идеале, ориентирован на решение конфликта; научная же дискуссия проходит в дебатах; раннее согласие считается нежелательным и непродуктивным. Категорическое несогласие, как правило, приветствуется (председатели заседаний часто открыто хвалят за несогласие) и расценивается как признак «оживленной, успешной» дискуссии, даже если спор продолжается до закрытия заседания (что в рамках частного общения может быть классифицировано как «деструктивное» поведение). Тем интереснее в этой связи следующее наблюдение: несмотря на всю желательность бурной полемики истинное выражение несогласия, видимо, подлежит многочисленным ограничениям и табу (которые направлены прежде всего против всякого рода «неожиданностей»). Этот феномен можно объяснить тем обстоятельством, что именно в институциональном контексте несогласие не только призвано служить деловому, конструктивному обсуждению темы, но может использоваться (и, как правило, используется) в качестве инструмента поддержания статуса и престижа. По характеру высказанного замечания (тонкого, рафинированного, элегантного, остроумного или сверхосторожного (или чрезмерно агрессивного), растерянного или банального) можно судить и о том, как член сообщества утверждает свое место в иерархии, и как он / она завоевывает «новую территорию»; реакция же аудитории позволяет предположить, насколько успешной она считает тактику коллеги.