Генделев: Стихи. Проза. Поэтика. Текстология (сборник) - [2]

, подытожившая написанное в 2003–2008 гг., появилась в конце 2008 года, за считаные месяцы до кончины поэта. Таким образом, основной корпус поэзии Генделева был скомпонован им самим и пришел к читателю еще при жизни автора. Что же касается прозы, то главное прозаическое сочинение Генделева Великое русское путешествие (а точнее, первый его том, так и оставшийся единственным завершенным) увидело свет еще в 1993 году, а в 2014-м было переиздано с дополнениями.

Предлагаемый вниманию читателей сборник призван дополнить прижизненные издания Генделева произведениями, оставшимися за их пределами, но имеющими самостоятельное художественное (а не только историко-литературное) значение. Правда, лишь два последних стихотворения Генделева, написанных примерно за месяц до смерти, определенно заслуживают канонизации наравне с основным корпусом его лирики. Прочие оригинальные стихотворные тексты неизбежно попадают во «второй эшелон» как сознательно не допущенные автором в этот корпус – либо ввиду неудовлетворенности ими, либо в силу их принадлежности к периферийным жанрам. Тем не менее, Генделеву случалось публиковать как первые, так и вторые, и притом в изысканных литературных журналах. Кроме того, хотя многочисленные генделевские эпиграммы, псевдоэпитафии и другие шуточные тексты первоначально были рассчитаны на устное бытование в широком дружеском кругу, автор намеревался объединить их в книгу. Наконец, в последние свои книги поэт вразброс включил ряд поздравительных посланий и эпиграмм. Как подсказывают черновики, шуточные стихи подчас могли отпочковаться от серьезного замысла или, наоборот, оказаться поглощенными таковым. Но еще существеннее сама тенденция, усилившаяся в поздний период, к смешению высоких и низких жанров (дескать, хотите – сами расставляйте по ранжиру), а также сопутствующее ей издевательски-демонстративное пренебрежение языковыми и стиховыми нормами, в котором нашло выход вполне реальное чувство близости смерти и вызванный им решительный отказ тратить время и силы на какие-либо условности.

Наследие Генделева-переводчика сравнительно невелико, но весомо и чрезвычайно значимо для осмысления некоторых направлений его собственных поэтических исканий. В этом плане нужно выделить, во-первых, переводы из Шломо ибн-Гвироля и других средневековых еврейских поэтов, отозвавшиеся в оригинальном творчестве Генделева, а во-вторых – переводы из Хаима Гури, видного израильского поэта, с которым Генделева связывала многолетняя дружба. Среди генделевских переводов особое место занимает перевод-переложение мольеровского Тартюфа современным, обиходным и лексически сниженным языком, предпринятое по заказу тель-авивского театра «Гешер». Волей обстоятельств эта работа не пошла дальше первого действия.

Раздел, в котором представлена генделевская малая проза, ни в коей мере не претендует на полноту. В первой половине 1990-х годов Генделев выступал как колумнист, политический обозреватель и фельетонист в ведущих русскоязычных газетах Израиля. Из-под его пера в тот период вышли сотни материалов самых разных жанров, от очерков до кулинарных этюдов. Их неподражаемый стиль зачастую портят небрежность и дежурная риторика (что вполне закономерно при изматывающей газетной гонке). Но в иных случаях, захваченный избранным предметом или эффектным стержневым приемом, Генделев с головой уходил в сочинительство, сполна раскрывая и свой дар увлекательного и ироничного рассказчика, и свое обаяние собеседника, столь памятное многочисленным приятелям и друзьям, но лишь в отдаленной мере ощутимое для не знавших автора лично читателей его стихов. Именно с такими очерками и фельетонами мы стремились познакомить читателя.

Включенные в сборник сочинения Генделева замыкает раздел эссеистики. Сюда вошли избранные статьи по литературно-эстетическим, идеологическим и иным вопросам.

Раздел, посвященный изучению генделевской поэтики, составили исследования, весьма разнящиеся между собой не только по методу, но и по охвату: одни стремятся дать общую характеристику поэзии Генделева в ее концептуальном, тематическом и риторическом аспектах; в других рассматриваются отдельные лейтмотивы или анализируются и интерпретируются конкретные произведения. Общей характеристикой этих материалов, обусловившей их включение в сборник, послужила их преимущественная фокусировка на вопросах, входящих в компетенцию филолога-аналитика. Многие помещенные в сборнике статьи, опубликованные ранее, были заново пересмотрены и существенно дополнены, а одна из них, положившая начало академическому интересу к творчеству Генделева, переведена для настоящего издания с английского оригинала. Обозревая сделанное на сегодняшний день, хотелось бы особо отметить выявленные исследователями базисные характеристики и динамику тематического развития поэзии Генделева, а также внушительное количество обнаруженных и проанализированных интертекстуальных связей – генетических и типологических. Разумеется, это только почин и залог продуктивности дальнейших поисков в тех же направлениях. Возможно, не менее перспективными, но пока совершенно неизведанными направлениями представляются, во-первых, изучение ритмики и фоники, достигающих у позднего Генделева головокружительной изощренности и резкой самобытности, в их сочетании со смелыми опытами в области метрической семантики (кстати сказать, к соответствующей отрасли стиховедения поэт испытывал живой интерес), а во-вторых – экспликация прямого смысла генделевской поэтической речи в виде линейного непрерывного сообщения – кропотливая, но насущная задача, имеющая ключевое значение для интерпретации текстов Генделева, чей синтаксис с годами становился все более трудным для понимания, изобилующим инверсиями, купюрами и «телеграфизмами». В целом, анализ поэтической системы Генделева, движущийся от узких вопросов в сторону все более фундаментального, панорамного, разноаспектного и нюансированного описания, видится благодарной задачей для будущих исследователей.