Ген подчинения - [7]

Енот вздохнул, осел на задние лапки и совсем по-человечески потер лоб ладонью.

— Ладно, — сказал он. — Не стоит давить мне на гражданское сознание. У меня был только один заказчик… заказчица… для вороны. Но я не знаю ее имени. Она не называлась. Да и зачем? Она приходила ко мне с клеткой, задернутой покрывалом, потом уходила.

— Опиши ее, — велел шеф.

— Женщина лет пятидесяти, высокого роста… не знаю, насколько высокого, мне снизу плохо видно.

— Женщина или дама?

— О, женщина, хотя старалась держать себя важно. По виду, служанка из богатого дома, но не аристократического, если вы меня понимаете — те часто похожи на аристократов больше самих аристократов… Одета добротно, но безвкусно, должен сказать: такие бесформенные пальто вышли из моды уже лет десять как, да и кто теперь носит ботинки без пряжек? К тому же ее капор…

— Погоди-ка, — шеф сел прямее и поглядел на меня. — Анна, достаньте, пожалуйста, свой блокнот, и зарисуйте описание подозреваемой со слов уважаемого свидетеля.

— Только не ссылайтесь на меня, умоляю!

— Не волнуйся, Афанасий, если меня спросят, я скажу, что ее описал продавец горячего сбитня напротив твоей лавки, — сказал шеф.

Я припомнила, что мы в самом деле прошли мимо такой тележки на пути сюда, и подумала, что с удовольствием выпила бы сейчас сбитня.

Шеф будто подумал о том же самом.

— И напои, мой друг, Анну Владимировну чаем, пока она будет рисовать, — сказал он. — Она сегодня с утра на ногах.

Енот вздохнул и крикнул мальчишке, чтобы принес чаю.

Рисовать со слов енота оказалось сложно. Он во всех подробностях описал мне, во что женщина была одета, даже число лент на ее капоре запомнил, и пуговицы на ботинках сосчитал. А вот с лицом возникли сложности.

Какой у нее был нос? Обычный нос. Широкий или узкий? Скорее широкий. А ноздри она раздувала? Да, пожалуй что, раздувала. А лицо какое, длинное или круглое? Да такое, среднее, ближе к квадратному…

В общем, у меня оказался готов подробнейший, детальный рисунок пожилой, довольно ширококостной и чуть сутулой женщины в капоре, старомодном пальто с прорезями для рук, длинном суконном платье и тяжелых ботинках, подходящих, чтобы месить грязь в Морском или Оловянном концах.

Вместо лица у женщины красовалось размытое пятно, в которое я кое-как врисовала тяжелую квадратную челюсть и жабий рот. Насчет глаз енот решительно ничего не мог припомнить: «глаза как глаза». Хотя, казалось бы, это его сфера профессиональных интересов!

А вот чай у него оказался вкусный, ромашковый. Шефу енот предложил кефир, от которого тот не отказался, они поставили блюдечки напротив друг друга и лакали на пару. Я почему-то ожидала, что такой разряженный енот и пить будет по-человечески, сидя.

— А он и хотел пить сидя, — ответил мне шеф, когда я спросила его об этом. Мы уже вышли из лавки и ждали на холоде проезжающего мимо извозчика. — Только побоялся, что я буду над ним смеяться. Я не одобряю этого излишнего очеловечивания, вы знаете.

— И поэтому вы его называете на «ты»? — спросила я.

— Нет. На «ты» я его называю, потому что он сопляк, — отрезал шеф.

Енот показался мне скорее немолодым, но я плохо различаю возраста генмодов.

— Но меня вы называете на вы, — сказала я.

— Помилуете, Анна, что бы обо мне подумали, если бы я тыкал собственной ассистентке? — улыбнулся в усы шеф.

Он называет меня на «вы» еще с тех пор, как мне было лет девять. Тогда я не была его ассистенткой, да и вообще никем не была. Шеф подобрал меня на улице, как люди подбирают котят. Только наоборот. У нас так вышло, что кот подобрал человека. Подобрал, накормил, обогрел и отправил в пансион мадам Штерн и в школу сыщиков имени Энгелиуса. А потом принял в помощницы.

— Простите, что не смогла нарисовать лицо, — повинилась я.

— Ничего, того, что вышло, вполне хватит… Ну, вы готовы к свиданию с портовыми крысами?

— Портовыми кем? Разве среди крыс бывают генмоды? И почему именно портовыми?

— Как вы думаете, из какого конца была эта женщина? — ответил шеф вопросом на вопрос.

— Из Морского, скорее всего, — тут же сказала я. — Потому что ботинки — это либо Морской конец, либо Оловянный, по доброй воле такую платформу носить не станешь. Но в Оловянном нет богатых домов со слугами, а если бы она была служащей одной из фирм, она бы надела форменный берет, а не капор. Зато в Морском иногда селятся те, кто хочет быть поближе к своим деловым интересам или любит море… Ой!

— Вот видите, — сказал шеф довольно, — не зря я вас учу. Правда, это не совсем точно. В Оловянном конце есть богатые дома, но их обитатели скорее бы обратились к Резникову.

— А кто такой этот Резников? Вы же сказали, что этот магазин единственный.

— Резников не держит магазин, он держит клинику. Ну что же вы, тяните руку, извозчика пропустите!

* * *

Когда мы вышли от енота Афанасия, Дельту совсем укутало непогодой: мелкий неприятный снежок превратился в густую метель, стало сумрачно — даже видно было, как светились шишечки звездных деревьев в каналах. Нам повезло, что в такую погоду удалось ухватить извозчика, но тот заломил двойную цену.

Шеф заплатил, не торгуясь.

Морской конец на то и Морской, что тянется вдоль побережья к востоку от Дельты. Мы увидели его, когда сани вылетели с широкого Левого проспекта на вершину последнего холма. Под нами открылись обширные портовые районы со складами и заведениям для моряков, рассеченные коричневыми, геометрически правильными клетками улиц. За ним тяжелым свинцовым грузом лежало серое морщинистое море, в которое глубоко выдавались полосы причалов.