Гемфри Деви - [2]

Внешним поводом для войны с Америкой послужило желание «правительства его величества» обложить американцев налогами без согласия на то американских законодательных органов — Америка являлась в то время английской колонией. Война была жестокой. В числе издержек на войну английский парламент утвердил средства на изготовление «семисот двадцати ножей для скальпирования пленных американцев». Девять десятых рабочих из-за войны остались без работы. В 1766 году на войну было израсходовано 140 миллионов фунтов стерлингов. В народе говорили: «Поражение колонистов поставило бы наши вольности в опасность». Английскому правительству было, действительно, опасно доверять.

В парламенте раздавались высокопарные речи Бэрка, историческую роль которого метко охарактеризовал Карл Маркс: «Этот литературный лакей, находясь на содержании английской олигархии, разыгрывал роль романтика по отношению к французской революции, а в начале волнений в Америке, состоя на содержании северо-американских колоний, с таким же успехом выступал в роли либерала против английской олигархии, в действительности же он был самым ординарным буржуазным пошляком».

Бэрк без умолку трещал: «Я не разделяю мнения тех джентльменов, которые противятся возмущению общественного покоя. Я люблю крик, когда есть беда. Звон пожарного набата в полночь нарушает ваш сон, но предохраняет от опасности сгореть в постели. Крик и шум волнуют графство, но охраняют собственность во всей области». Бэрк облачился в тогу защитника Америки, но позже он же изрыгал ядовитую слюну на восставший народ Франции, оплакивал судьбу короля Людовика и возвещал в парламенте об ужасах, якобы творимых «варварами-революционерами» в Париже.

…Эдмунд Деви оставил старшему сыну Роберту маленькую собственность — усадьбу в Варфеле. Отец великого химика, Роберт Деви, был человеком не без способностей, но в отличие от Эдмунда Деви не имел того, что называется практической сметкой. Биографы указывают на его беспомощность, расточительность, на непостоянство его характера.

Еще при жизни отца Роберт Деви обучился резьбе по дереву и впоследствии занимался граверным искусством. Но современники указывают, что большую часть энергии он тратил на полевую охоту и неудачные сельскохозяйственные опыты. Жена Роберта, Грация Миллет, приемная дочь местного врача мистера Тонкина, часто жаловалась на своего мужа. Брак этот нельзя было назвать счастливым.

Девяти месяцев от роду Гемфри начал ходить. Не достигнув и двух лет, он уже свободно болтал. Гемфри был любимцем родителей и многочисленной родни. Это был толстенький голубоглазый малыш, с вьющимися каштановыми волосами. Часто Гемфри оживленно играл со своими сверстниками на улице, и уши матери издалека улавливали звонкий смех своего шаловливого мальчика. Если игры становились слишком шумными, мать, к великому неудовольствию Гемфри, водворяла его обратно в дом. Она читала ему сказки и басни, и это очень скоро успокаивало малыша. Самым большим удовольствием было слушать старинные английские легенды, которые ему рассказывала бабушка. Он до того увлекался ими, что часто во сне повторял приключения Робин Гуда и других героев легенд.

Пяти лет Гемфри научился читать и писать. Басни Эзопа и «Странствования пилигрима» были его первыми и любимыми книжками. Талантливость Деви проявилась уже в эти детские годы.

На седьмом году мальчика отдали в школу мистера Гаритона. Призванный просвещать молодое поколение Пензанса, Гаритон мало подходил к педагогической деятельности. Он, попросту говоря, был безграмотен. «Система» Гаритона сводилась к тому, что дети обучались больше на школьном дворе, чем в самой школе. Питомцы мистера Гаритона были предоставлены самим себе. Но иногда — это, видимо, было связано с потреблением спиртных напитков — на Гаритона находил педагогический зуд. Тогда его линейка жестоко гуляла по головам учеников. Девять лет провел Гемфри в школе Гаритона. Частенько учитель приглашал Гемфри к себе в кабинет и, не уставая повторять:

Теперь мальчик Деви,

Теперь, сэр, ты у меня,

И никто не спасет тебя —

Хороший мальчик Деви! —

хватал Гемфри за уши и с наслаждением драл их до тех пор, пока жертва не ухитрялась вырваться из его лап и убежать подальше от школы. Методы Гаритона, к счастью, не причинили Деви большого вреда…

В школе Гаритона большим почетом пользовались греческий и латинский языки, которые являлись главным предметом преподавания. Часто вечером у школьного окна, под монотонный шум морского прибоя и дождя, Гемфри предавался своим невеселым размышлениям. Ему было тяжело от слишком частых встреч с гибкой линейкой мистера Гаритона, от ненавистных греческого и латинского языков, от тоски по дому. Дома были мать и бабушка, которая так хорошо рассказывала маленькому Деви старинные английские сказки. Голова бабушки была буквально набита чудесными сказаниями и легендами. Особенно увлекался Деви рассказами о привидениях. От бабушки унаследовал он свои поэтические наклонности, может быть, храня детские впечатления, он на всю жизнь остался немного суеверным. Уже будучи известным ученым, путешествуя по Европе в зените славы, Деви удивлял своих коллег суеверным требованием скрещивать вилки и ножи после каждого блюда.