Гекатомба - [2]

До полуночи оставалось семь минут. В приемном покое приморского роддома царила тишина. Две акушерки и дежурный врач сидели в ординаторской на втором этаже и молили Бога, чтоб в эту кошмарную ночь кому-нибудь не приспичило рожать. Смену возглавлял заведующий отделением патологии Тихомиров Сергей Филиппович. Это был сравнительно молодой еще, лет тридцати пяти, рыжеволосый, высокий и добродушный крепыш. Прихлебывая кофе и лениво перелистывая истории болезней, он временами , на какой-то легкомысленный мотив, принимался напевать вполголоса строки Пушкина:

- Родила царица в ночь не то сына, не то дочь...

Акушерки, молодая и пожилая, украдкой переглядывались и иронично улыбались. Неожиданно Тихомиров поднял голову и прислушался.

- Везут? - спросила пожилая, Вера Игнатьевна.

Сергей Филиппович засмеялся. О его "веселеньких" сменах знал весь роддом. Если дежурит Тихомиров, младенцы не просто сыпятся один за другим, а каждые вторые роды превращаются буквально в битву за "урожай природы".

- Что-то, девчата, сегодня не так, - проговорил заведующий. - Дело к полуночи, а у нас ни одной новой живой души.

- Тьфу-тьфу, - Вера Игнатьевна символически плюнула через левое плечо и постучала по крышке полированного стола. - В такую ночь ни двери, ни, прости Господи, матка не откроются. Внутри-то оно надежнее, - грубо пошутила она.

- Да уж, ночка... - Тихомиров задумчиво посмотрел в окно. Перед его взором на мгновение мелькнуло фантастическое видение, но настолько быстро, что он даже не успел его осознать.

- Без пяти двенадцать. Полсмены отстояли. Каких-нибудь восемь часов и шабаш.

Сергей Филиппович еще договаривал последнее слово, а за окном уже начал набухать тяжелый рокот грома, разрывая пространство, круша его на тысячи осколков. В окнах тоненьким, вибрирующим писком захлебнулись стекла.

Вера Игнатьевна решительно поднялась из-за стола, кивнув молоденькой напарнице:

- Пойдем, Светлана, в приемный покой, а то бросили Федоровну одну.

Тихомиров встал из-за стола:

- Я, пожалуй, тоже по отделениям пройдусь. Начну с приемного.

Втроем они спустились на первый этаж. За столом, подле настольной лампы, сидела седая, полная, небольшого росточка, санитарка. При виде врача, она живо спрятала в стол книгу и встала. Тихомиров невольно улыбнулся, на подобные вольности персонала он смотрел сквозь пальцы. Что с того, если человек сделал свою работу, сел отдохнуть и почитать? Чего у него над душой стоять, как надсмоторщик на плантации? Все-равно ведь будут читать, читать и бояться. Заведующий не любил, когда люди боятся, кого- и чего бы то ни было. Он был обеими руками за дезрежим, правильное замачивание градусников и наконечников, хранение лекарственных препаратов и пр. пр. Он, конечно, был за соблюдение всех инструкций и правил, но в состоянии здравого ума.

Аглаю Федоровну Чистякову, санитарку приемного покоя, боготворил и любил весь роддом. Есть люди с таким внутренним светом, что погреться возле него испытывают непреодолимое желание и праведники, и грешники.

- Читайте-читайте, Федоровна, - Сергей Филиппович махнул рукой. Сегодня, наверное, нам не " повезет".

В это время резкий порыв ветра ураганной силы ударил в окна приемного покоя. Входная дверь, закрытая на крючок, забилась в пазах, как попавший в капкан зверюга. Крючок не выдержал и дверь, распахнувшись, с оглушительным треском влетев в стену, выворачивая петли, рухнула за пределами крыльца. Люди, остолбенев, смотрели, как сияющий чистотой приемный покой стремительно погружается в грохочущую, грязную воронку хаоса. Первой опомнилась Чистякова. С быстротой, не свойственной ни комплекции ее, ни возрасту, она бросилась на крыльцо. На подоконнике приемного покоя, на стареньком допотопном будильнике часовая и минутная стрелки сошлись на цифре 12. Держась за медные перила, она наклонилась над каким-то свертком на крыльце.

- Ребенок! - ахнула Аглая Федоровна. - И как дверью-то не зашибло. Она пригляделась и в свете мелькнувшей молнии с ужасом узнала одеялко, в которое был запеленат малыш. - Ну не дура, ты подумай! Чего учудила-то, шалава... - и это были ее последние слова.

В ту же секунду в нее вонзилось ослепительное копье, тело ее конвульсивно задергалось. Она еще попыталась оторвать руку от медного поручня, но мозг взорвался яркой вспышкой и ее стало увлекать в черную бездну, на дне которой начал разгораться неземных красок свет.

- Света! - закричал Тихомиров, приходя в себя и бросаясь к Чистяковой. - Быстро валик из одеяла. Вера! Набирай кубик лобелина или цититона, что есть. - Он склонился над Федоровной. - Это что за черт! Девчата, здесь еще и ребенок... Света, помоги мне.

Вдвоем они затащили женщину и ребенка в приемный покой. Тихомиров бросил взгляд на Светлану и увидел, как она побледнела. Глаза ее стали принимать отсутствующее выражение.

- Светка, не вздумай! - рявкнул он. - Ну-ка, бегом к анастезиологам. Одна нога здесь, сама вся уже там. - И он вновь склонился над пострадавшими. - Вера, давай шприц. Вытягивай Аглае язык... - Врач медленно ввел ей в кончик языка содержимое шприца и, подложив под шею одеяло, стал энергично делать искусственное дыхание, в перерывах процедив сквозь зубы: Вера, золотко, не стой, как танк на постаменте, займись ребенком.