Где папа? - [18]

И вдруг я подумала, что на тарелке у каждого — кусочек тепла. Огромного тепла, которое мы разделили. И сейчас это тепло потихоньку поднимается вверх. И образует большое тёплое облако. Мне даже показалось, я вижу это тёплое облако над нашими головами.

Пик! Эсэмэска от Андрюхи. «Кьярка нарисовала тебе зайца, мыло и пылесос. Но всё сжевала. Хотя завтра, наверное, мы тебе сможем показать рисунок. СДР!»

Лети, облако!

Я фыркнула и вспомнила шутку про сациви. Бабушка всегда готовит сациви из курицы. А папа всегда шутит, что оно — из чего угодно, только не из курицы. Бабушка делает вид, что обижается, но на самом деле всегда смеётся.

Я откашлялась и сказала:

— А сациви-то у нас сегодня из чего? Из рыбы, что ли?

Все засмеялись, а бабушка — громче всех. Таким красивым искренним смехом, которым всегда смеялась на даче. И сказала:

— Ну что ты, Лизочка! Это же курица.

И ещё:

— Между прочим, некоторые готовят и из рыбы, но мы не из их числа.

Она всегда говорит это папе, и у меня перехватило горло, но я всё-таки улыбнулась и взяла бабушку за руку. И Ирку взяла. А она взяла маму. И так — по кругу.

Я тихонько подула в потолок и прошептала тихо, чтобы никто не слышал:

— Лети, облако!

Мне кажется, Костя всё-таки услышал, но виду не показал. Может, мама и ошибается, когда говорит, что Костя «сделан из дерева».

Часть 11

Ночь без сна

Поехать к папе удалось не скоро. Оказывается, в колонию нельзя просто взять и приехать, особенно с ночёвкой. Папе нужно было это право ещё заслужить.

Во-первых, нельзя было получать выговоры. То есть замечания. А их за любую ерунду могли дать.

Вот, скажем, сидеть нельзя днём на кровати. Если присел — выговор. Или если небритый — тоже выговор. Или шнурок развязался.

Мама говорит, папа там всё время в напряжении. Чтобы не получить эти выговоры. Чтобы разрешили с семьей увидеться.

А во-вторых, надо было какую-то общественную работу делать. Мама сказала, папа рисовал стенгазету. Как раз к двадцать третьему февраля. За это ему разрешили свидание с нами. Мы с Иркой — на полдня, мама — аж до понедельника. Колония далеко, четыре часа на машине. Туда нас повезёт Костя.

Обратно мама собиралась на поезде вернуться. На работе уже отгул взяла.

Костя с Иркой приехали ночевать. Я понимаю, Костя добрый, много маме помогает. Например, привёз какие-то каши, которые варить не надо: залил кипятком — и всё. Ну, то есть овсяные каши «Минутка» в каждом доме есть, а Костя нашел ещё и гречку такую, и рис — всё в хлопьях.

Папе очень нужны эти каши, потому что у них там нет плиты и готовить нельзя. А в столовке кормят ужасно, мама рассказывала.

Но меня Костя почему-то сразу взбесил.

— Погоду, — говорит, — на завтра ясную обещали. Приятно будет ехать.

Мама рассеянно улыбнулась. А я обозлилась страшно. Приятно? Приятно ехать в колонию? Костя, да ты ку-ку! Выбирай выражения!

Я всё это подумала, конечно. Вслух не сказала. Короче, я не стала с ними разговаривать. Ушла в свою комнату — и привет! Ирка попыталась меня удержать. Но я и так нервничала перед поездкой. Ещё не хватало мне сидеть и слушать, как Костя разглагольствует.

Заперлась в комнате. И стала звонить на радио. Я туда пятый раз уже звонила. Всё занято, занято. Хотела песню заказать. «Seven tears». То есть «Семь слёз». Она старая-престарая, но папа часто её на Ютубе просматривал. Её дядька поёт такой светловолосый, улыбается, а глаза грустные. И трое танцуют в таких смешных костюмах, просто оборжаться можно. В ярких, переливающихся, с какой-то дурацкой бахромой. Причём не очень понятно, один из них — мужчина или женщина, мы с папой всегда спорим по этому поводу.

Я часто слушаю эту песню и думаю о папе. Вчера догадалась, что могу попробовать заказать для него. Он говорил, у них там есть радио.

О, дозвонилась! Я прямо подпрыгнула на стуле.

— Добрый день! Минуточку…

В дверь постучала мама.

— Уйдите все, — прошипела я, — я с радио разговариваю!

— Так, мне некогда, — сказала мама строго, но не мне, а Ире в коридор, — сама ей потом скажешь! Но я, конечно, очень рада. Только давайте всё-таки…

Я не дослушала, потому что ко мне вернулся женский голос и спросил название песни.

Это было здорово! Просто фантастика! Я сама в первый раз в жизни дозвонилась на радио! Ох, как жаль, что у меня нет подруг! Андрюше позвонить?

Я глянула на часы. Одиннадцать. Нет, Кьяра спит, могу разбудить.

Я решила поскорее лечь спать. Быстро проверила книжки, которые хотела передать папе. Всё только весёлое, бодрое! «Манолито Очкарик» — в первую очередь. Купила его вчера. И спать-спать, чтобы завтра проснуться, поскорее встать и поехать к папе!

Костя и Ира

Спала я плохо, всю ночь ворочалась. Мешали все: мама, Костя, Ира, — почему-то они говорили в голос и даже смеялись (совсем им плевать на меня, что ли?).

Ну и, как только я заснула и стали сниться красные лошадки, бегущие по небу, мама начала меня расталкивать.

— Я полчаса полежу, — пробормотала я, — я не выспалась.

— Нет у нас получаса! Я вообще не ложилась.

При этих словах я вскочила. Ирка уже сидела на кухне, пила чай. Смотрела в чашку и улыбалась. Костя носил вещи.

— Я помогу, — вызвалась я.

— Не надо, — коротко сказал он, — иди одевайся, ехать пора.