...Где отчий дом - [65]
Про это я Поле не рассказал. И не расскажу.
Собака у ворот залаяла. Кто-то на нее цыкнул и камнем запустил, в железные ворота угодил.
Выглядываю из будки. У ворот под фонарем Нодар пошатывается. Козыряет растопыренной пятерней и, расплывшись до ушей, рапортует:
— Рядовой Гачечиладзе, пост номер два. Объект сорок бочек «цоликаури»! Здорово, часовой! Разбудил, извини! Солдат спит — служба идет. Собаку завел, хитрец. Сам в будке клопов давишь, а она добрых людей в клочья рвет. Пошел вон, чатлах, как дам!
— Что случилось? — спрашиваю я.— Чего шумишь?
— Шумлю? Кто, кроме тебя, слышит? На пять верст ни души. Кто . над станцией живет, не в счет, они к поездам привычные. Им мои крики тише лягушачьего кваканья... Здорово, Доментий! Здорово, старина!—протягивает руку и, войдя в будку, как подкошенный валится на топчан.
— Откуда среди ночи объявился? — Я с интересом разглядываю его.
— Батумским прибыл. Ты меня не видел, зато я на тебя нагляделся под фонариками. Платформа маленькая, а в батумском восемнадцать вагонов без нулевого и двух почтовых. Понял? Мой вон где остановился, у входного светофора! Полчаса спотыкался в темноте.
— А машину куда дел, Нодар?
— Так спрашиваешь, как будто она моя собственная. Грузовой автотранспорт, автоколонна номер семь управления «Чиатурмарганец», начальник товарищ Вахушти Дгебуадзе, чтоб ему!..
— Сам ведь говорил, что надежней держать дома, чем на автобазе.— Присаживаюсь на топчан рядом с Нодаром.
— Раз говорил, значит, так и есть. Заяц трепаться не любит! Что верно, то верно. Там за две ночи разденут до диферов, бензин отсосут... Эх, братец! — он больно хлопает меня по колену.— Она хорошо ночку проведет, с каким-нибудь «МАЗом» переспит, за нее можешь не беспокоиться. Неясно только, когда опять ко мне вернется. Сообразил? Отобрали у меня машину, Доментий! На штрафную площадку ГАИ отогнали! И ведь ни за что! Веришь, нет?
— Ну, если ты такой за рулем сидел...
— Да ты что! — возмущенно отмахивается он и таращит свои черные глаза.— Это я потом на радостях... Ехал как стеклышко, баранку нежно так в руках держал. «Цицинатэлу» пел, клянусь. Вдруг этот... этот кусочник... Пхакадзе, чтоб ему! На мотоцикле догоняет, жезлом правит, чтобы вправо шел... Ты, говорит, под опускающимся шлагбаумом проскочил! Да опомнись, говорю, начальник, какой шлагбаум, я сегодня ни разу железную дорогу не пересекал! Что толку? Разве докажешь? Ему в лапу надо, а у меня, как назло, мелочь в кармане. Думаю, если я мелочью зазвеню, как нищий на паперти, этот жлоб вовсе в тюрьму меня упечет. Поехал за ним, как мул на привязи. Поставил старушку, где приказали, акт составили. У них даже свидетели нашлись,..
А я как раз собирался с Нодаром бочку воды на машине привезти, бак в душевой залить. Придется теперь Шалико просить. Только выдержит ли его арба бочку на восемьсот литров?
Нодар будку оглядел, принюхался, ко мне обернулся.
— Неужели не держишь?
— Чего?
— А того самого. Чем этот ваш завод, комбинат-гигант занимается? Какова продукция? По-моему, вино, нет? Так неужели ты пару стаканов человеку не поднесешь? Другу, с которым несчастье приключилось... Неужели не поможешь горе развеять? Верно говорил твой брат, странный ты человек, Доментий!
— Чего там! Ладно, дам я тебе вина.
— Дашь... Вроде я побирушка; ты выпей со мной!
— Пить не буду. Уж не обижайся. У меня гости в доме.
— Ну и что? Из-за гостей зубы на полку, что ли?
— Ты меня знаешь. Заведусь... ну его... Завтра по дому дел много. Не уговаривай.
— Чего уговаривать! Мне больше останется...
Гайоз обычно оставляет в тумбочке кувшин, заткнутый кукурузной кочерыжкой,— самому горло промочить или гостя ночного угостить. Вытащил я кувшин, поставил на тумбочку. Рядом стакан граненый поставил. На газету половинку черствого хачапури и две помидорки положил. Глаза у Нодара заблестели, по колену меня шлепнул.
— Молодец, старина! Я еще в поезде знал, что не промахнусь. Думал, куда податься. Ночь. Зайду к Доментию, он сегодня дежурит, посидим, потолкуем. Я ведь не плакаться пришел, а за жизнь поговорить. Не в моем характере слюни распускать, сам знаешь. А с кем у нас можно за жизнь поговорить? С Гурамом твоим, что ли? С ним я всегда идиотом себя чувствую. С тех самых пор, как мы задачки по алтебре и тригонометрии в классе решали. Ага... Я уставлюсь в задачник и, извини за выражение, ни хрена не понимаю. Ну, хоть тресни! А он строчит в тетрадку, и кончик носа от удовольствия шевелится! Не замечал, нет? Чем трудней задача, тем ему больше удовольствия. Прямо кейфует, зараза!
Нодар налил себе вина в стакан, выпил залпом и, толкнув меня локтем, продолжал:
— Что ни говори, обидно. За него обидно, клянусь! Ему наши отличники в подметки не годились, помнишь? Какие сочинения парень писал! Когда учительница их читала, я чуть не плакал. А теперь? В снег и в дождь, в жару и в холод тащится на свою мельницу, крыс разгоняет, включает рубильник, и до вечера приводной ремень над ухом шлеп-шлеп! А какой-нибудь Бено или Тристан раз в год приезжают в деревню на своих «Жигулях» и Гурама снисходительно по пузу похлопывают. Думаешь, они не знают, что в подметки ему не годятся? Знают! Да, видно, чтоб от жизни аппетитный кусок урвать, не обязательно светлую голову иметь. Ты почему со мной не пьешь?— он опять наполнил стакан и протянул мне.— Вот мы трое все разные, только в одном одинаковые — неудачники! Да, да, и ты, и я, и Гурам. Он — ума палата, я — болтун, продувной тип, а ты, так сказать, извините за выражение, хрустальной души человек. За что нас жизнь в дерьмо носом тычет? Чего нам не хватает? Не знаешь? Ну
В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
…Человеку по-настоящему интересен только человек. И автора куда больше романских соборов, готических колоколен и часовен привлекал многоугольник семейной жизни его гостеприимных французских хозяев.