Газетная пресса России в годы революции и Гражданской войны - [98]

Анализ газетами первых декретов большевиков о войне и мире подтверждал эту оценку. Декреты о мире и земле в том виде, в каком они были опубликованы, предлагали чисто популистские меры, которые невозможно было реализовать с пользой для общества. Газеты отмечали, что на основе декрета о земле «вместо общественного всенародного владения осуществляется самый худший вид частной собственности — собственность захватчиков»[806] и что «никакого общего почетного и четкого мира на демократических условиях» большевики заключить не смогут[807]. Страны Антанты не станут заключать такой мир с Германией. И большевистской России придется заключать сепаратный мир с немцами.

Большевистская и антисоветская газетная пресса широко освещала политику советского правительства и достаточно полно рассказывала о мероприятиях новой власти. Антибольшевистские газетные издания отмечали, что в результате большевистского переворота в России была установлена партийная диктатура, которая могла держаться только на основе полного свертывания демократических свобод. Публицисты показывали, как большевики уничтожали демократические свободы, представительные учреждения, цивилизованный суд. В антибольшевистских газетах говорилось о том, что руководство страной в центре и на местах перешло к партийным комитетам. Советы сохранялись только как ширма для всевластия большевиков. «Советы на местах являются лишь слепыми исполнителями предписаний сверху. Съезды советов и ЦИК оказались… придатками, не пользующимися никакими правами и не располагающими никакой властью», — анализировала содержание советской власти Владивостокская газета «Эхо»[808]. Советская пресса не скрывала, что в РСФСР создана большевистская диктатура, и в советах присутствует только одна партия. Однако она объясняла это тем, что в эпоху революционной борьбы и Гражданской войны иначе и быть не может. Большевистские газеты открыто писали, что террор лежит в основе советской государственной политики. Они объясняли это необходимостью защиты рабочих и крестьян от классовых врагов. «Революционная эпоха требует исключительных мер», — писали «Известия ВЦИК» в конце 1917 г.[809].

Антибольшевистская пресса предупреждала: террор большевиков будет усиливаться, по мере того, как слои населения, которые поверили большевикам, будут лишать их поддержки. Чем больше большевики будут видеть образующуюся вокруг них пустоту и враждебное отношение, тем более они будут пытаться насилием преодолеть неизбежное, объективными условиями вызванное недоверие и враждебное отношение к ним. Прежде всего, по мнению газет, это относилось к крестьянству, которое должно было отойти от большевиков после получения земли. «В самом деле, предоставляя деревню самой себе, большевики прекрасно знают, что после войны и раздела земель (в “социализацию” они, конечно, и сами не верят) крестьяне очень скоро потеряют интерес к общей политике», — писал меньшевистский публицист В. Горев[810]. Антисоветские газеты подчеркивали, что большевики осознают шаткость своего положения. Поэтому они боятся Учредительного собрания, где будет представлено большинство населения страны и которое почти наверняка лишит большевиков власти. Анализируя политику большевиков, многие мелкобуржуазные и либеральные газеты писали, что политика большевиков не оставляет сомнения в том, что Учредительное собрание не будет иметь реальной сил и его большевики разгонят. Такое же мнение разделяла значительная часть населения. «У многих граждан возникает сомнение, стоит ли голосовать и идти на выборы, — отмечал кадетский “Московский листок”»[811].

Белая пресса подчеркивала, что большевики установили диктаторский режим. Большевики объявили себя носителями и знатоками народного права, а народ должен им беспрекословно повиноваться, так как только они, якобы, заботятся о его благополучии. Но это не так. Газетные публицисты отмечали, что любая диктатура в своем существе превращается в произвол над значительными социальными группами, над обществом в целом. «Россия в достаточной степени познакомилась с двумя видами абсолютизма — плутократией и охлократией, — писало Владивостокское “Эхо”. — Ни диктатура, руководимая Распутиным, ни квази-пролетарская диктатура, болтающаяся на привязи у кучки бюрократов, уже не может представлять из себя желательной формы государственного строя»[812].

Газеты показывали, что большевики, хотя и пришли к власти при поддержке рабочих, в ходе Гражданской войны превратились в партию партийных бюрократов, оторванных от народа. «В советской России диктатура пролетариата давным-давно выродилась в диктатуру над пролетариатом. Уродливые формы политического и социального строительства обусловили возникновение нового “правящего класса”, новой бюрократии, опирающейся на чрезвычайные комиссии и войска “специального назначения”», — характеризовал положение в РСФСР владивостокский журналист К. Самарин[813]. Воплощением большевистской диктатуры являлись органы ВЧК, они вместе с партийными комитетами и ревкомами обладали неограниченной властью. Антисоветская газетная пресса писала, что в советской России происходил сильный отрыв в уровне жизни и психологии между советскими чиновниками и основной массой населения. Новое советское чиновничество начало превращаться в привилегированную касту. Оно жило значительно лучше основной массы народа, и проблемы народной жизни интересовали его только с точки зрения их собственного благополучия. Чиновничество — это «”коммунистическая” буржуазия», — подчеркивалось в антисоветских газетах