Газета Завтра 600 (21 2005) - [9]

А.Б. Что касается моего занятия футбольным клубом ЦСКА, то сразу можно сказать, дело это бездоходное. Спорт в любом случае относится к непроизводственной сфере общества. Он лишь является отражением производственной сферы. Каков уровень экономики, такой и уровень спорта. В каком-то смысле это еще и организация нашего патриотизма. Мне хотелось, чтобы хоть где-то начали происходить изменения к лучшему. В том числе и с помощью наших усилий сегодняшний футбол профессионально вырос. Тому подтверждение — кубок УЕФА, который не удавалось завоевать ни одной российской команде до сих пор даже в советские времена.

Спорт сейчас показывают по телевизору, люди охотно посещают стадионы. Что является результатом деятельности многих предпринимателей, которые заняты в этой сфере. Вспомним, что футбол СССР входил в первую пятерку мировых команд. Российский упал в пропасть и сегодня поднимается. Мы рады, что наши усилия не пропали даром. Я с детства болел за команду ЦСКА, правда, больше за хоккейную. Но всегда хотел, чтобы к нашей стране вернулась футбольная слава. Можно сказать, я страстный болельщик. Посещаю матчи, тренировки. В каком-то смысле я фанат ЦСКА.

Думаю, что успех ЦСКА в каком-то смысле дает нам пример четкой организации дела. Это ценный опыт, которым мы можем вдохновляться и на который мы можем опираться в процессе дальнейшего развития нашей партии.

БАЗКОВСКИЙ ХАРЛАМПИЙ

БАЗКОВСКИЙ ХАРЛАМПИЙ

Анатолий Яковенко

0

Анатолий Яковенко

БАЗКОВСКИЙ ХАРЛАМПИЙ

Уже перед самым отъездом из Вешенской мне было как бы ниспослано еще одно откровение. Когда при встрече все с тем же Иваном Григорьевичем Мельниковым (он приехал сюда из своих родных Плешаков к сыну) разговор вдруг зашел и о Харлампии Ермакове. Том самом казаке, который жил тут же, в соседних Базках, и послужил прототипом сразу столь полюбившегося всему народу шолоховского героя Григория Мелехова.

— Михаил Александрович много от него взял, — выпрямляясь и оживая, продолжал Иван Григорьевич.— Тот всю войну прошел и в восстании участвовал. И в бандах. У Фомина, который пропустил красных на Дон. А потом и против большевиков... ему крестный советовал уехать. Когда как раз суматоха и неладица начались. Но Харлампий не послушал, он у себя в Базках при хуторском правлении был инспектором кавалерии. Помню, как в двадцать пятом допризывников вел в Мешковскую станицу. Шли пешками, а на подводах только харчи везли. А потом саботаж был, и нас всех подряд какой-то Рубинштейн судил. И Харлампия отвезли вместе с нами в Миллеровскую кутузку. Камера человек на сорок была. Он в сапожках, галифе, рубашке. И нрава о-ё-ё какого крутого! Не зря, видать, четыре креста дают, один раз пятнадцать немцев срубил! Повернул лошадь и думает: "Лишь бы не подбили! А уйтить я уйду". Лошадь резвая была... рубил направо и налево.

— А кто ему тут у вас памятник ставил? — спросил я.

— Как же, — подхватил Иван Григорьевич.— Живому герою. Просыпаются раз, а на самом обрыве стальной обелиск красуется. Вот все и повалили туда... а следом за этим и милиция нагрянула. Сорвали кое-как и к себе назад уехали. "Еще беляков тут не чествовали, нехай, мол, валяется!"

— И кто же это отважился? — снова не удержался я.

— Точно не скажу,— развел он рукамию. — Сперва никто не знал... поставили и укатили! А потом поговаривали, что будто бы из Нижнего Новгорода какой-то хлопец. Сам сварил и сам бетон привез... За ночь управился.

— А памятник-то уцелел?

— Да вроде у внука,— ответил с тем же спокойствием Иван Григорьевич.— Подобрал и увез к себе в Базки... он так и живет в дедовском курене!

И уже на другое утро я отправился с несколькими собратьями по общему делу в Базки. Выйдя из автобуса и разыскав среди добротных кирпичных домов совсем обветшалый, запущенный курень, мы вначале только остановились возле плетня и некоторое время стояли в какой-то растерянности. Потом раскрыли калитку с трудом пробрались сквозь высокий сплошной бурьян и репей к самому входу и, едва отворив слегка подпертые двери, сразу же обнаружили в небольшой дощатой пристройке перевёрнутый набок стальной обелиск.

А когда вновь вышли на улицу и оказались на противоположной стороне, я как-то невольно приотстал и остановился возле копавшейся тут же, в своем палисаднике, соседки.

— А чего это в Харлампиевом курене никого нет? — спросил я.

— Внука, что ль? — выпрямилась поспешно та. — Так он уж давно тут нечастый гость. На другом краю у сестры обитает, а хату даже вроде бы как продать надумал.

— Ну а о самом Харлампии-то что-нибудь помните?

— Так я что? — усмехнулась соседка. — Тогда еще совсем девчушкой была, но мама сказывала, как Михаил Александрович приходил к нему и подолгу сиживал. А то и во двор с шашкой выходили, наставят чурок, и Харлампий давай их рассекать. Все какой-то знаменитый баклановский удар показывал. С потягом.

— А ведь у нас и Аксинья рядом жила,— улыбаясь продолжала она. — Вот за этим заборчиком. И отсюда же ходила вниз к Дону за водой с коромыслом. А Харлампий водил туда же поить своего коня. Вот они тут и встречались прямо на бережку. И Михаил Александрович все это описал. Ольга Солдатова! Но ее все так и звали Аксиньей...