Газета Завтра 441 (19 2002) - [17]

…Я видел, как Иван уже почти дошел до леса, и не дожидаясь, углубился в него. Он взял одно направление. Я — другое. И никто из нас не знал, что будет дальше.

В рассказе Николая Георгиевича есть детали, от которых перехватывает горло. Он, например, говорит: "К весне 43-го гимнастерка у меня была длиной по грудь. Истерлась. Вижу, что протерлась,— выдерну нитки. Дальше она вроде крепкая. Потом опять лохмотья, я опять дергаю ниточку за ниточкой, и так до самого ворота, и заплаток больше нет…"

— Это было, когда вас приютила семья Пранаса Дамскаса?

— Да, я был у них в деревне Караляй. Прятали они меня одно время под крышей сарая, в соломе. Залезу поздно вечером наверх, чтобы никто из случайных людей не увидел, зароюсь в солому, Пранас убирает лестницу и уходит до утра. Я просыпаюсь — глаза открыть не могу: ресницы склеились, у рта — ком льда величиной с кулак. Надо дышать, чтобы он подтаял. Одно время спал в сарае, в кормушке. Они меня соломой забросают, засыпаю в соломе, а там корова и два теленочка. За ночь они все съедают — просыпаюсь от холода в голом корыте. И так мучили фурункулы. Ничем их нельзя было вылечить. И уже мед кончился, которым Ядзя, это жена Пранаса, меня мазала, чтобы облегчить мои страдания, и лекарства, а толку никакого. Это было от голода и истощения.

— Голод… Но ведь они к вам относились по-доброму. Кормили…

— Да это так. Но посчитайте: мы тридцать два дня выбирались из окружения, почти сорок девять дней нас, пленных, практически не кормили. Это почти три месяца голода. Я же рассказывал — пленные солдаты начисто объедали кору деревьев, листья. Потом, после побега мы так долго блуждали по лесам от хутора к хутору.

Ядзя наварит миску каши на всю семью (и на меня), сделает лунку для жира. Даст по куску хлеба. А я один почти все съедаю. И стыдно перед ними, и остановиться не могу… ем. И уже желудок болит, а я ем и все никак не могу насытиться. Я их объедал, я же это понимал. Три раза хотел было уйти, удержал отец Ядзи, Игнат Иванович. Я его звал "папаша". Он говорит: "Не уходи, Никола, пропадешь. Живи. Хлеба до весны хватит, мясо поделим по кусочку…"

…Он был солдат Первой мировой войны, Игнат Иванович, как узнал потом Николай Георгиевич Кочнев. Вернулся с войны отравленный газовыми атаками, мучился желудком, очень болел, но тянул вместе с семьей дочери лямку крестьянской жизни… Мирной, и уже потому в радость. И видно, сильно дрогнуло сердце старика, который сам пережил германский плен, когда увидел еще одного поверженного солдата — уже Второй мировой войны...

…Они сберегли жизнь Николая Георгиевича Кочнева. Пранас, Ядзя и Игнат Иванович Дамскисы.

Когда пришла победа, сержант Кочнев узнал про Пранаса, что тот прячется потому, что его оговорили, что считают врагом, узнал, что он исчез из хутора (решили, что подался в леса к "зеленым братьям"), то бросился его искать. Сначала это были 10 дней отпуска, рекомендованных комбатом для поездки в Москву. И потом, уже после демобилизации, еще два с половиной месяца поисков. Дальше вы знаете: он восстановит доброе имя этой семьи и только тогда вернется на родину.

Невозможно только во всех страшных подробностях повторить его рассказ о том, с каким риском для жизни это было связано. Лесные братья сразу узнали о появившемся в хуторах русском сержанте, готовили ему облавы и засады, и однажды он действительно всего на полторы-две минуты разминулся с ними. Хозяин того хутора, где чуть было не произошла роковая встреча, Казимир Рупшис предупредил, чтобы Кочнев немедленно, не расспрашивая, уходил из их района и ни в коем случае не ночевал в ближайших хуторах.

Спустя годы узнает Николай Георгиевич, какая встреча ждала его, попадись он в руки "братьев".

— Когда искали русского — избили хозяина хутора в кровь, в коровнике протыкали солому вилами, расстреливали стены хаты и сарая… Ядзе я тогда сказал: "Мне надо уезжать, здесь уже очень опасно… Не откроешься, где Пранас — ты потеряешь мужа, а твой сын — отца". Представьте себе: прошло три года с тех пор, как они прятали меня. Как Ядзя спасала меня ото вшей, добела кипятила мое черное солдатское белье. Теперь Литву заняли русские. И она мне не доверяла, я это чувствовал, боялась меня. Но потом, оказывается, побежала к гадалке, а та раскинула карты и говорит: "Не бойся его. Он пришел с добром". Я Ядзе сказал: "Вот, я без оружия. Веди меня к мужу в любой лес, если он в лесу. Я не боюсь, даже если Пранас будет вооружен. Но только чтобы никого, кроме нас троих, не было на этой встрече — только он, я и ты, Ядзя. Нам надо поговорить". Она, вот видите, не поверила мне сразу. Говорит: "Не знаю, где Пранас". А тут пришла. Голову опустила: "Пойдем". Мне стало понятно — муж нашелся. Идем обратно — болотами, лесом… Я только ее прошу: "Веди так, чтобы не напороться на банду. Тебя, может, и оставят в живых. А я погибну от их рук медленной мучительной смертью". Еще перед тем, как ехать искать Пранаса Дамскиса, капитан Козлов, начальник НКВД, рассказывал мне о зверствах над русскими, очень отговаривал: "Не лезь в бандитское гнездо, погибнешь, ты уже и так настрадался, намучился, на всю твою жизнь хватит этого горя…"