Газета Завтра 1220 (16 2017) - [39]

Александр ПРОХАНОВ.

Он был помазанник. Он был помазанник революции.

Лев ДАНИЛКИН.

Можно иронизировать над этим…

Александр ПРОХАНОВ.

Я не иронизирую.

Лев ДАНИЛКИН.

Да. Это вполне рабочая метафора. Он вынужден был делать совсем не то, к чему готовился, — но он осознал, что его миссия — не просто "менять мир" по книгам, но делать то, что должно на этом месте.

Александр ПРОХАНОВ.

Ленин у нас был как бы изъят из истории. Он был помещён в мавзолей. Он был помещён в мавзолей уже при Сталине. Помещён в мавзолей и после Сталина. И даже Хрущёв не сумел его вытащить из мавзолея, хотя натравил на это дело всех ярчайших молодых писателей и художников: они собирались его опять превратить в реального политического лидера. А сейчас Ленина можно вернуть в русскую историю, в русскую актуальность?

Лев ДАНИЛКИН.

Думаю, что любой серьёзный кризис быстро сделает эту фигуру актуальной. Ленин был тот, кто знал, как рационально использовать иррациональную энергию, стихийную силу, он умел вычислять элементы, на которые никто не обращает сейчас внимания — но они вдруг превращаются в политических субъектов. Он называл это "искусство восстания". Может, сейчас это кажется никому не нужным, но это ведь иллюзия. Кризисы повторяются — и да, Ленина презирают и демонизируют, либеральная интеллигенция и националисты мало на чём сходятся, а Ленина они ненавидят с одинаковой силой…

Александр ПРОХАНОВ.

Националисты и православная церковь.

Лев ДАНИЛКИН.

Да. Конечно, это третья сила, антиленинская, ненавидит Ленина. И понятно, почему. Это прямой конкурент — Ленин был тот, кто осуществил не только социальную революцию, но и религиозную реформацию, большевики были прямыми конкурентами духовенства, их антагонизм абсолютно объективен. И если они вытащат его из мавзолея, то, уж конечно, не ограничатся "перезахоронением". Это будет как с Кромвелем — голова на пике, тело на поругание.

Александр ПРОХАНОВ.

Так можно его вернуть в современный контекст? Мне кажется, есть уровни исторического сознания, метаисторического сознания, где всё подлежит примирению, где исчезает конфликтность.

Лев ДАНИЛКИН.

Общество, мне кажется, может заключить "мирный договор о Ленине", избавиться от этой дикой идеи про "немецкого шпиона". Но Ленин, конечно, плохой символ примирения, он не про то. Что, собственно, воплощает Ленин? Если в двух словах: идею актуальности революции. А разве есть вообще какие-то времена и положения, когда революция не актуальна? Все эти разговоры про "дайте нам двадцать лет спокойствия и мы…". Так не бывает, никто никогда их не даст.

Александр ПРОХАНОВ.

Та революция, о которой вы говорите, она, конечно, не примирит Ленина ни с националистами, ни с православными христианами

Лев ДАНИЛКИН.

Невозможно преодолеть, да, этот объективный антагонизм. Но народ — разный, он состоит не только из националистов и даже не только из христиан, ненавидящих коммунизм. В целом Ленин изменил мир — по запросу, можно сказать, истории и географии — сильнее, чем любой другой деятель русской истории. XX век не был безумным наваждением, Ленин не был чёртиком из табакерки, Ленин был порождением русской истории и географии. Если бы он воплотился не во Владимира Ильича Ульянова, то в кого-то ещё, эта сила — "ленин" — всё равно была бы генерирована пространством и историей. Если понять это — то о нём можно договориться.

Александр ПРОХАНОВ.

Я тоже так считаю. Сегодняшняя историософия к этому, в общем, готовится. Потому что есть попытка всю русскую историю представить как нечто драгоценное, нечто абсолютно закономерное, как среда, в которой существовал, существует и будет существовать русский народ. И в этой среде важен любой камень, любой стебель. И в этом смысле такое гигантское явление, как Ленин, выбрасывать бессмысленно. Если мы выбрасываем Ленина, образуется чудовищный котлован, чудовищный кратер.

Лев ДАНИЛКИН.

Он делал то же, чем последнее тысячелетие занималась русская история: он выстраивал из России центр мира — то же, что делали Иван Грозный, Пётр Первый… По-видимому, существует какая-то функция, которая реализуется в каждом веке по-своему, и он прекрасно вписывается в константу русской истории.

Александр ПРОХАНОВ.

Это и есть, по существу, способ примирения с русской историей.

Лев ДАНИЛКИН.

Да. В том числе.

Александр ПРОХАНОВ.

Спасибо за интересный разговор.

Белый кот на воеводстве

Белый кот на воеводстве

Татьяна Воеводина

20 апреля 2017 0

В Киргизии и — ещё раньше — в Казахстане решили перейти с кириллицы на латиницу. Тут требуется подготовительная работа, но направление движения — обозначено.

Ещё раньше на латиницу перешёл Азербайджан — ради унификации с Турцией.

Эксперт "Завтра" Татьяна Миронова считает: "Кириллический алфавит — более совершенный по сравнению с латинским. В нём больше букв для мягких, свистящих, шипящих звуков. Всё это способствует выражению специфики тюркских казахского и киргизского языков". Я не думаю, чтобы кириллица обладала какими-то особыми свойствами и преимуществами. Любую письменность можно приспособить под любой язык: сколько придумано разных надстрочных и подстрочных значков, а не хватит — можно и новые изобрести. Сама кириллица — это приспособленный греческий алфавит. В ходе употребления она обмялась, потеряла ряд чисто греческих букв, пережила орфографическую реформу (даже, можно сказать, две) и приспособилась ещё лучше.