Газета Завтра 1220 (16 2017) - [38]

Лев ДАНИЛКИН.

Ленин не был рациональной машиной, он умел находить лучшее решение для конкретных обстоятельств, лучшее, чем у всех других аналитиков, но о том, как на самом деле выглядит его утопия, только догадывался. Его утопия описана очень осторожно, он знает только одно — что там нет аппарата насилия, нет классов, это такой странный рай — рациональный, основанный на "разумном эгоизме" из Чернышевского, вроде снов Веры Павловны.

Александр ПРОХАНОВ.

Вы по своему складу человек весьма рациональный. Я помню нашу поездку во Псков, и с каким иногда с ужасом и даже содроганием вы смотрели на катакомбы православные…

Лев ДАНИЛКИН.

Вряд ли я стал бы биографом, тем более вашим, если бы я был рациональным человеком.

Александр ПРОХАНОВ.

Вы же не знали, к чему приступаете. Это потом выяснилась вся пагуба этого увлечения.

Лев ДАНИЛКИН.

Быков написал рецензию на мою книгу "Ленин", очень прохладную, у него другие совсем представления о Ленине, и заканчивается она так: вообще я не понимаю, зачем этот человек написал биографию Проханова. Я — вот десять лет прошло, и я прекрасно понимаю, что я искал и нашёл: и с вами, и с Лениным. Есть существа, которые позволяют материи измениться, не эволюционно, а скачкообразно, перейти в свою противоположность. Это такая революция в голове, которая отменяет известную формальную логику; обычный понятный рационализм после встречи с этими существами кажется пошлостью.

Александр ПРОХАНОВ.

Так вот, если бы в Ленине был чистый рационализм, хотя и сложный рационализм, как можно бы было его превратить в мифологию? Как он мог бы стать крестьянским солнцем? Ведь крестьяне были, с одной стороны, людьми озимого клина и всяких погодных примет, а с другой стороны, конечно, они были абсолютные сказочники. Это была культура волшебных сказок. Это была мечта о рае небесном.

Лев ДАНИЛКИН.

Я думаю, Ленин воспринимался крестьянами как тот, кто избавил их от капитализма, которого они инстинктивно боялись, и кто узаконил стихийно совершившийся передел земли. Поэтому, собственно, красные и выиграли Гражданскую — на круг. Но для Ленина крестьянство всё равно было — исторический материал, с которым надо дальше работать, нельзя было оставлять его в покое. Он пытался, но не успел навязать им культ Машины, техники, которая преобразит их землю. Даже не навязать — соблазнить их этим культом. Ему не хватило времени, а вот Сталин просто сделал крестьян придатком этой машины, индустрии.

Александр ПРОХАНОВ.

А в какой степени Ленин   — это русский интеграл? Я тоже пережил, а может, и продолжаю переживать обожание Ленина, какой-то ужас и восхищение, связанные с этим сверхчеловеком. Потому что после того, как его идеи победили, он, конечно, стал сверхчеловеком. Если бы эти идеи победили, а он сам погиб перед началом их реализации, он бы не стал сверхчеловеком. Но мне всегда казалось чем-то ужасным и прекрасным влияние Ленина в русской жизни, в русской действительности.

Лев ДАНИЛКИН.

То есть насколько он был генерирован, насколько сам был продуктом русской истории и географии?

Александр ПРОХАНОВ.

Насколько в нём эти русские силы, стихии от самых ранних древних воплотились и превратились в него, отдельно взятого. Потому что сама по себе русская революция, как мне кажется, это огромный интеграл. Интеграл огромных тенденций и энергий, заложенных в русскую жизнь. В этой русской жизни было всё: и безумство аристократии, и скрытники, и тайные беглецы, и пугачёвщина, и философы насилия, и какой-то великий русский садизм, и великая русская мечта, и обожание, и Ленин каким-то образом, как мне кажется, проинтегрировал в себе все стихии. Все!

Лев ДАНИЛКИН.

Ленин, я считаю, начинал как "немец", как все почти марксисты — как экономист-вестернизатор; ему казалось, что Россия такая отсталая страна, и смысл революции в её случае — это быстрая модернизация, поскольку Россия отставала от того капитализма, который развивался в Европе и Америке во второй половине XIX века. Но в тот момент, когда, уже после 1917 года, он из руководителя заговорщической партии превратился в равнодействующую миллионов воль, в мембрану, которая настроена была на стихийные движения масс, и именно поэтому мог ими дирижировать — не каким-то ближним кругом своим, а именно крестьянскими массами, миллионами людей — думаю, что у него радикально изменилось представление об истории, и он перестал воспринимать историю России как недозападную историю, которую можно просто пустить в топку ради мировой революции.

Все или, по крайней мере, многие рано или поздно приходят к тому, что представления о России как о "догоняющей" стране не соответствуют действительности, навязаны. Россия — идеальная центральная точка для выстраивания нового центра, отменяющего "обычный". И после революции Ленин и был русским политиком, и, собственно, с этим связана история Коминтерна, намерение построить в Москве второй центр. Есть запад, первый, и в Москве — второй. И нынешняя биполярная модель мира, по сути, построена Лениным, он первый увидел "третий мир", он открыл его в ХХ веке. Марксисты же не обращали внимание на Китай, на Индию, на Иран, поскольку там не было пролетариата. А Ленин высчитал: вы можете перейти в социализм, минуя капиталистическую стадию. И поэтому гораздо перспективнее, чем Англия, оказываются Китай, Индия, Афганистан. Что и произошло в XX веке: половина земного шара становится красным — красным, как Россия. Он не был таким русификатором, как русские цари, но он умел сделать Россию привлекательной ролевой моделью, дать им долю в этой российской славе. В этом смысле он вёл себя — в данных конкретных обстоятельствах — как русский государь, хотя и держал в голове утопию отказа от идеи государства.