Газета "Своими Именами" №33 от 13.08.2013 - [17]

Скотт описывает поездку вместе с несколькими механиками (такими же, как и он, только немцами и австрийцами) для шефской помощи в принадлежащий комбинату, тоже строящийся совхоз, у которого вышли из строя 9 из 12 импортных тракторов хозяйства.

«Мы вылезли из кузова и начали осматривать совхоз. Хозяйство Петрова располагалось на безымянном участке земли в середине долины реки Урал. Места было предостаточно. Он мог делать с ним всё, что его душе было угодно. Местность была ровной, камней не было, и земля хозяйства простиралась до самого горизонта. Но поверхностный слой почвы был очень тонок. Вокруг колодца располагалось несколько зданий. …Большая часть техники и оборудования стояла прямо под открытым небом. Мы увидели всё это еще до того, как вылезли из грузовика. Не хватило стройматериалов, чтобы построить ещё одно здание — склад для хранения машин и техники. «Коровы и люди погибнут, если у них зимой не будет крыши над головой, а техника — нет», — сказал Петров».

Местные трактористы попросили механиков начать ремонт с определенного трактора. На вопрос почему он у них любимый механики получили разъяснение, что у этого трактора широкая горловина радиатора и в радиаторе удобно варить картошку. Сами понимаете, варить картошку в радиаторе двигателя внутреннего сгорания – это круто! Скотт описал трактористов: «Половину составляли русские, а другую половину — башкиры и татары. До того, как они приехали работать в это хозяйство, они никогда не видели ни машин, ни оборудования. Их обучили тому, что если нажать на педаль, то трактор поедет. Их техническое образование этим и ограничивалось. Такие слова, как «смазка» и «регулирование зажигания», были им непонятны. Мы попытались объяснить им некоторые элементарные вещи, но боюсь, что они поняли крайне мало из всего того, что мы им рассказали».

Скотт пишет, что в США любой 12-летний мальчишка без труда работает пилой и рубанком, а в Магнитогорске приходили на стройку и комбинат рабочие, которые никогда в жизни не видели даже молотка, поскольку колышки для кибитки они забивали единственным имеющимся в хозяйстве инструментом – подходящим камнем. А строить им надо было по тем временам самое передовое в мире предприятие с самым мощным, порою еще никем не испытанным оборудованием.

Если бы трудности можно было оценить количественно, то, пожалуй, у них трудности на пару порядков были большие, чем при строительстве нашего завода, хотя мне и моим товарищам порой казалось, что у нас самое проклятое место если не во всем СССР, то уж в системе Министерства черной металлургии – точно!

Так вот о том, что меня поразило. У нас первый колышек разметки завода его первый главный инженер М. Друинский забил в степи на окраине города Ермака в 1962 году, а первый металл был получен через 6 лет - в 1968 году.

А магнитогорцы в первом квартале 1931 года начали земляные работы и закладку фундаментов основных цехов комбината, в конце 1931 года были готовы к пуску первая батарея коксовых печей и доменная печь №1. Первого февраля 1932 года в Магнитогорске был выплавлен первый чугун. Через год? Через год!

А в 1935 году Скотт написал: «Дела на доменных печах шли очень хорошо. Часто они производили больше, чем предусматривалось по американскому проекту, где ежедневная мощность одной печи составляла тысячу тонн. Выпускаемый чугун был хорошего качества.

…В 1935 году Магнитогорск произвел больше чугуна, чем все предприятия в Чехословакии, Италии или Польше». Ё-мое, вот это темпы!

Какой зуб, товарищ?

Причем одновременно с комбинатом строился весь город со всей социальной инфраструктурой. Строился на высочайшем тогдашнем уровне, я выше цитировал Скотта – у магнитогорцев было 24 зрительных зала, в которых играли пьесы 9 театров, и это на 220 тысяч жителей. Москва и сегодня такой плотности не знает.

О медицине вдобавок к уже упомянутому: «Любой больной в Магнитогорске получал самые лучшие медицинскую помощь и заботу, какие только могло предоставить общество. Город тратил четвертую часть своего бюджета на медицину. Жители Магнитогорска воспринимали предоставляемое обществом медицинское обслуживание как нечто естественное, само собой разумеющееся, как одну из нормальных функций своего государства. Им казалось немыслимым, что в Америке у многих врачей нет пациентов, в то время как множество больных мужчин и женщин не получают медицинской помощи».

Но я хотел бы привести не его перечисление больниц, а его несколько комичные воспоминания, которые живо напомнили мне собственные в молодом городе Ермаке.

«В 1935 году я впервые испытал мучения, связанные с посещением советского зубного врача. (Пропущу описание процедуры пломбирования одного зуба, после которого Скотта отправили к стоматологу-хирургу) …Я пришел на несколько минут раньше и обнаружил очередь приблизительно из двадцати человек, сидевших на стульях вдоль стены коридора, ведущего к кабинету этого врача. Я занял свое место в конце очереди и стал ждать. Почти каждую минуту дверь открывалась, выходил бледный пациент, украдкой сплевывал в большую заляпанную кровью плевательницу и покидал поликлинику, посасывая свой носовой платок. Следующий человек из очереди вставал и нетвердой походкой направлялся в кабинет. Когда я был уже в середине очереди, ко мне незаметно подошла медсестра в грязном белом фартуке; в руках у нее был шприц.