Газета "Своими Именами" №28 от 10.07.2012 - [30]

То есть прокурорша своей некомпетентностью подтвердила мою характеристику ей при заявлении отвода.

Но суд дипломатично моё заявление по этому вопросу не комментировал.

Однако отказывая в ходатайстве Мухина о привлечении его в процесс в качестве ответчика, мотивировал это ч.6 ст.327 ГПК, которая гласит: «В апелляционной инстанции не применяются правила о соединении и разъединении нескольких исковых требований, об изменении предмета или основания иска, об изменении размера исковых требований, о предъявлении встречного иска, о замене ненадлежащего ответчика, о привлечении к участию в деле третьих лиц».

Таким образом, отказ в удовлетворении ходатайства Мухина не был основан на законе, т.к. ч.6 ст.327 ГПК не допускает замену ненадлежащего ответчика (ст.41 ГПК), в то время как Мухин ставил вопрос об ответчике (соответчике), регулируемый нормой абз.2 ч.3 ст.40 ГПК, дающей право суду «привлекать его или их к участию в деле по своей инициативе».

Судьи, разрешающие дело как в первой (в которой аналогичное ходатайство заявлялось мной), так и апелляционной инстанции, не могли не знать такой тонкости законодательства и, очевидно, рассчитывали на правовую неграмотность участников процесса (а может быть, и на самом деле не могли разобраться в законодательстве? Что тоже показательно).

Таким образом, это важно знать каждому автору произведения, в отношении которого заявитель желает «установить факт, имеющий юридическое значение», что его участие в процессе в качестве ответчика, основанное на «споре о праве» (в исковом производстве), либо неучастие (особое производство), влекут одни и те же юридические последствия для этого автора и иных лиц. Если хотите, чтобы «вас без вас женили», уклоняйтесь от суда. На радость прокурора-заявителя и суда. Если уверены в том, что без вашего участия вас «облапошат» - требуйте, как Мухин Ю.И., правосудия, то есть рассмотрение дела в исковом производстве. Как следует из материалов дела, само это гражданское дело возникло из материалов уголовного дела в отношении того же автора Мухина Ю.И. за ту же его книгу «Кнут народа». То есть при известном авторе произведения, его местонахождении, его позиции относительно направленности своего произведения, прокуратура в течение нескольких месяцев трусливо инициировала гражданский процесс «за его спиной».

Г.И. Журавлев, адвокат

(Продолжение следует)

ИСТОРИЯ

В ОККУПАЦИИ

Рассказ человека, бывшего смертником в пятилетнем возрасте

13 марта 2013 года исполнится 70 лет сожжению заживо 340 мирных жителей в деревне Новой-Борьбе нынешнего Угранского района Смоленской области. Живой свидетель невероятной трагедии Пётр Афанасьевич Бычков до сего времени фактически заболевает, если ему приходится по чьей-то просьбе вспоминать и рассказывать о той гнусности коричневых чудовищ. Публикуемое ниже недавнее обращение тогдашнего дошкольника к памяти о дне 13 марта 1943 г., вкупе с впечатлениями о всей многомесячной оккупации – бесценное свидетельство очевидца.

Предварительно хочу обратить внимание на одно обстоятельство. У него, пережившего не меньше, чем его ровесники в фашистских концлагерях, в отличие от них нет никакого статуса (напомню, они – «малолетние узники»). Почему??? И почему нет особого правового положения у десятков тысяч заживо сожженных мирных граждан??? Даже нет их скорбных списков. Ведь они пали на войне!!! Владимир Фомичев, председатель Общества «Поле заживо сожженных» имени Эдуарда Хлысталова

В октябре-ноябре 1941 года нашу деревню Новое в Семлевском районе Смоленщины оккупировали немцы. После войны за ней закрепилось название Борьба. Ныне эта местность относится к Угранскому району.

Стали собирать население для отправки в Германию. Пунктом сбора была деревня Митино. Под дулами автоматов население погнали в Митино через Татарщино, это 12 км от нашей деревни.

Пригнали в Митино, закрыли всех в сарай без крыши, без окон и дверей. Несколько дней люди провели в этом сарае без воды и еды, из одежды было только то, что одето. У мамы было одето две юбки, она сняла одну, разорвала и накрыла детей, скольких смогла.

Первую партию людей немцы отправили в Германию. По этому поводу устроили пьянку. По рассказам мамы, ночью пришел староста и выпустил всех из сарая. Сказал: «Бегите». Ночью уходить с детьми непросто, тем более, все были очень ослаблены. Конечно, все бежали в свои деревни. Кто был покрепче, помогали ослабленным; кого-то несли на руках, кого-то тащили волоком. Не оставили никого.

Мама с бабушкой Марией Васильевной затопили печку, завесили окна, чтобы не было видно света, и зажгли лучины. Лучины делали из сухой березы, тоненько кололи топором и поджигали. Жили с завешенными окнами, чтобы не бомбили самолеты и не обстреливали из пулемета. Жили под постоянным страхом.

Так дотянули до теплых дней. Весной началась эпидемия тифа, многие умерли, а тех, кто остался в живых, немцы не трогали, боялись заражения. Мы повязывали белые повязки, и немцы уходили. Питались «тошнотиками» из картошки, не выкопанной и оставленной в земле под зиму. Картошка была посажена там, где когда-то находилась ферма. И мы, чтобы не умереть с голоду, копали ее, промерзшую. Начнем копать, а немецкие самолеты летят низко над полем и стреляют в нас из пулеметов: кого-то ранят, кого-то убьют. У этих самолетов был очень громкий, пронизывающий звук, их называли «рамы», они вызывали чувство ужаса, кто-то ложился в борозду. Затем добытую с таким трудом картошку мыли и пекли лепешки, упомянутые «тошнотики»; масла не было, соли тоже. Вместо соли использовали калийное удобрение. Позднее вырос щавель, грибы, ягоды, стало легче – день в лесу, ночь дома.