Газели - [4]

Но опять вдали показалась пери,

И душа опять ей открыла двери.

Я в любви застрял, точно волос в гребне.

Оттого Хосров у молвы на гребне.

«Ты мне ответишь на зов едва ли…»

Ты мне ответишь на зов едва ли,

И тяжко бремя моей печали.

О, как терзаешь меня жестоко!

Должно быть, это веленье рока.

В груди не сердце, а чаша горя.

Вместимость чаши иссякнет вскоре.

Зачах я, точно без влаги колос.

Как я, пожалуй, не тонок волос.

Познав жестокой любовь и чары,

Считаю лаской судьбы удары.

Слезами таю, как тают свечи,

И все ж надеюсь и жажду встречи.

О, ты пытаешь меня умело:

Уносишь сердце, сражаешь тело.

Проклятья сыплешь, бранишь Хосрова?

За все ответишь, поверь на слово.

«Как мне жить, скажи…»

Как мне жить, скажи, коль ты за далью?

Черпать радость можно ли в печали?

Ты жестока, и судьба жестока.

Как укрыться от ударов рока?

Я, скиталец, разорен тобою.

Как не плакать над такой судьбою?

«Душу дай!» — сказала. О убийца!

Я влюблен, зачем же мне скупиться?

Кровь прольешь утратившего разум?

Я — твой раб, довольным быть обязан.

Щедрым был, с тобой не торговался.

Где же я, однако, просчитался?

Я не сплю, но ты о том не знаешь,

Безмятежно сладкий сон вкушаешь.

На щеках страдальца начертали

Слезы горя повесть о печали.

Жажду слить мои уста с твоими

Рок воздвиг преграду между ними.

Мимо стража проскользнул бы вором

Скован я небесным приговором.

Не даришь Хосрову поцелуя,

Как же раны залечить могу я?

«Нет стройнее стана под луною!..»

Нет стройнее стана под луною!

Безраздельно ты владеешь мною.

Ротик — приоткрытая фисташка

Улыбнется, я вздыхаю тяжко.

Шпоришь, зная — силы на исходе.

 Что же, шпорь! В твоих руках поводья.

Полюби! Позволь коснуться стана.

Я беречь тебя от сглаза стану.

Повелишь: «Сойди с моей дороги!»,

Не смогу — в твоих оковах ноги.

Как живу, не спрашивай Хосрова,

Как мне жить, коль ты со мной сурова?

«Не пристало мне притворство…»

He пристало мне притворство выдавать за благочестье.

О, налей полнее, кравчий, и осушим чаши вместе!

В той стране, где благочестье и трухи не стоит даже,

Что получишь за обеты, побывавшие в продаже?

Продырявившему череп о булыжник с перепоя

Надзирателя угрозы — дело попросту пустое.

Из-за разума и сердца я испытывал тревогу,

Но ни разума, ни сердца не осталось, слава богу.

Да, Хосров не отказался от кумиров и кумирен.

Не пытайтесь образумить. Раб — и тот порой не смирен.

«У большинства людей…»

У большинства людей покой и ясная дорога,

А я, любимая, брожу у твоего порога.

Когда же сводят нас порой случайные дороги,

Руками я тянусь к тебе, но прочь уносят ноги.

О день разлуки, черный день! Чернее не бывало.

Ушла, и тотчас же тоска в меня вонзила жало.

Ушла, а я лишился чувств. О мой жестокий идол!

Куда направила шаги, я так и не увидел.

Увы, желать с любимой встреч — знамение дурное.

Она должна быть вдалеке, желание — со мною.

Осуществится ли оно — ее решает слово,

Но и немилостью нельзя убить любовь Хосрова.

«Куда уйти, куда от мук укрыться?..»

Куда уйти, куда от мук укрыться?

О ночь разлуки, где твои границы?

Шуршишь в ночи моей листвой опавшей.

Где ветерок, любимою дышавший?

Когда б дохнул ее благоуханьем,

Вернул бы жизнь Исусовым дыханьем.

О, где она, моя заря рассвета?

На мой вопрос у ночи нет ответа.

Укрой, о смерть, меня могильной сенью!

Лишь в вечной жизни я найду спасенье.

Сожжен я ликом солнечным, о боже!

На муки ада жизнь моя похожа.

А мог бы я вкусить блаженство рая,

Но где моя любимая, не знаю.

Лишь в сновиденьи не была сурова,

Коснуться уст позволила Хосрову.

О, принеси мне весть, скиталец-ветер,

Пока еще живу на этом свете!

«Ты — душа, какою душу видит мир…»

Ты — душа, какою душу видит мир,

 И душа, что слаще мира, о кумир!

От твоих набегов сердце — мертвый край.

Ты владыка сердца. Хочешь, разоряй!

Тяжко бремя жизни пленнику любви.

Умертви безумца, но вовек живи!

Хоть с душой расстался, все же я живой,

 Оттого что стала ты моей душой.

Боль уйми Хосрова — жизнь взамен отдам.

Ты причина боли, ты же и бальзам.

«Не считай, что я бесправен…»

Не считай, что я бесправен. О, поверь, настанет время,

Я сорву узду насилья и ногою стану в стремя.

Пусть пролью ручьями слезы, я припомню все утраты,

Призову тебя к ответу и потребую расплаты.

Жизнь моя прошла в печали. Я решился! Иль умру я,

Иль достигну вечной жизни в райской неге поцелуя.

Но покуда бью поклоны у порога непрестанно.

Повели — и прах порога по цене куплю шафрана.

О, не прячь уста! Желаю дотянуться хоть до соли,

Если яствами насытить на пиру не хочешь вволю.

А подаришь благосклонность, чем озолочу за счастье?

Желтизну лица страдальца не наденешь на запястья.

О подобная Юсуфу! Коль просили б у Хосрова

За тебя все блага мира, цену счел бы он дешевой.

«У роз твоя, о роза, красота…»

У роз твоя, о роза, красота,

И дали цвет вину твои уста.

Нарцисс в твои нарциссы глаз влюблен,

Когда очей не сводит с розы он.

Дыханьем розы дышит соловей,

Подобно мне, и в час разлуки с ней.

Аркан твоих благоуханных кос

Опутал сердце и навек унес.

Арканы рвавший мул Дулдул[4] — и тот

Аркана кос твоих не разорвет.

Брось на Хосрова милостивый взгляд,

Коль подарить ему желаешь клад!

«Наполнен кубок мой печалью по края…»

Наполнен кубок мой печалью по края.

Где, утренний зефир, любимая моя?

В ночи не светит мне и полная луна.