Гайджин - [35]

Барон произнес единственное слово:

— Бушидо.

Де Джонг выдержал его взгляд и ответил, что это означает кодекс воинской чести. Верность своему повелителю, храбрость в битве. Честь превыше жизни.

Барон с шумом выдохнул воздух. Он был удовлетворен.

— Ты прибыл вовремя. Япония нуждается в тебе, гайджин. Мы должны спешить и объяснить тебе то, что ты уже знаешь.

* * *

Барон Канамори, его сын и де Джонг покинули дворец за час до полуночи и поехали к морю, в храм, расположенный в долине в трех милях от дома Канамори. Они должны были провести канун Нового года в молитвах со священниками Шинто и просить благословение для семьи Канамори в наступающем году.

Ночь становилась все холоднее, на небе взошла полная луна. Потом снова повалил снег. Де Джонг никогда в жизни не видел такого роскошного белого снега. Внутри лишенного каких бы то ни было украшений храма все трое зажгли свечи и стали помогать священникам, одетым в темное, продавать талисманы и предсказания будущего длинной очереди собравшихся богомольцев. Богомольцы тоже пришли позвонить в храмовый колокол и помолиться за наступающий Новый год. В морозном воздухе, погруженный в звуки колоколов и деревянных барабанов, де Джонг никогда еще не чувствовал себя таким счастливым, как сегодня. И умиротворенным.

Рассвет. Молящихся в храме стало гораздо меньше. В последний час перед восходом солнца, перед тем, как толпы богомольцев снова вернутся в храм, де Джонг и оба Канамори присоединились к священникам, собравшимся около хибати. Они грели руки над мерцающими углями, ели рисовые лепешки и прихлебывали первое сакэ Нового года. Темнота рассеялась, и через открытые двери храма де Джонг мог видеть, как красиво падал белый снег. Вишневые деревья перед храмом были обернуты рисовой соломой, защищавшей их от холода. Японцы почитали их считали священными, веря, что в них, как и в любом другом живом существе, есть душа. Вишневые деревья в снегу были так красивы, что сердце начинало биться учащенно. Де Джонг уже никогда бы снова не стал полностью англичанином.

Ему не нужно было объяснять и значение того, что он провел эту особенную ночь в храме. Для него Новый год означал новую жизнь.

Он посмотрел вниз, в хибати, на ее успокаивающий, приглушенный свет. Он чувствовал себя очень усталым, измотанным, но он хотел остаться. Остаться в Японии.

Священники начали песнопения, и через несколько минут он вдруг почувствовал, что он понимает значение того, что они поют. Что оно имеет для него смысл. Что было, то будет. Что сделано, то будет сделано. Вчера, сегодня, завтра, всегда.

Де Джонг закрыл глаза, почувствовав, что он засыпает стоя, и снова широко открыл их. Священников не было. Не было и молодого Канамори. Де Джонг и барон остались одни у хибати.

Они вели беседу, пока толпы снова не заполнили храм. Барон провел де Джонга по его прошлым жизням, жизням, которыми де Джонг мог гордиться: он был самураем, придворным, поэтом и музыкантом. И в нем выросло неистребимое желание остаться в Японии.

Вдруг барон сказал:

— Присоединяйся к моей молитве, хенна-гайджин, молитве по моему сыну.

Он помрачнел. Смена его настроения застала де Джонга врасплох. Что-то было не так.

Барон Канамори продолжил:

— Найга скоро упокоится.

Сначала де Джонг подумал, что он неправильно понял, что чего-то не расслышал из-за шума наполнявших храм богомольцев. Но печальное выражение лица барона Канамори убедило его в том, что он не ошибся.

— Как вы узнали об этом? — спросил де Джонг.

— Я знал об этом, как знал и о тебе. Найга выполнил свою карму и привез тебя ко мне. Ему теперь нечего делать в этом мире.

— Но почему он должен умереть?

Барон посмотрел в хибати.

— Из-за тебя, гайджин. Нужна кровавая жертва, чтобы привязать тебя к Японии. Потому что ты сможешь сделать для нации то, что он не сможет. Приходи ко мне, гайджин, когда мой сын умрет.

* * *

Оксфорд

В холодный мокрый февральский вечер де Джонг и Канамори пошли в недавно открытый кинотеатр на Джордж-стрит. Это был их второй за три последних дня поход туда. Канамори был без ума от кинофильмов, особенно ему нравились голливудские варьете. В еще большем экстазе он был от самого кинотеатра (всего лишь второго в Оксфорде) — явления, впервые взволновавшего университетский городок после прошлогодней показательной встречи между Фредом Перри, трехкратным победителем Уимблдонского турнира, и чемпионом Америки Дональдом Баджем.

Вообще-то де Джонгу нравилось кино, но «Джордж», как местные окрестили новый кинотеатр, на его вкус, был слишком пышным. В холле бил фонтан с пульсирующими струями разноцветной воды, в вестибюле — оркестр и три ресторана. Потолок зала декорирован под ночное небо с двигающимися облаками и мерцающими звездами. В довершение к идущим на первом экране фильмам эстрадные номера, и играл органист.

В этот вечер де Джонг и Канамори были свидетелями сценического действа, предлагавшего поющих собачек и танцующего на пуантах гермафродита. Канамори от всего 5ыл в восторге. Потом начался фильм «Мистер Дидс едет в город», и на экране появился Гарри Купер. Хотя де Джонг и наблюдал за Гарри Купером, раздаривавшим двадцать миллионов долларов наследства, в голове его прокручивалась совсем другая авантюра.