Гавел - [123]

На эту роль теперь, «после драки», претендовали многие. Гораздо меньше было тех, кто давно вел себя героически, а сейчас готов был уйти в тень, предоставив исполнять главные роли другим. Одним из них был писатель, фельетонист и издатель самиздата Людвик Вацулик, который выполнил угрозу заняться своими делами, когда в развитии событий произойдет перелом к лучшему. Он написал Гавелу довольно ироничное письмо, объясняя свое нежелание стоять бок о бок с ним на сцене Национального театра перед «маевкой» ликующих революционеров, завершив его такими словами: «Когда Вы высвободитесь из тисков своей исключительной и смелой роли, у нас будет время потолковать об этом, например, в “Пароплавбе” и закончить совместным коммюнике о женщинах. Желаю Вам всего того, чего можно желать “в интересах дела”, а в придачу еще и того, что “помимо дела”»[734].

Времена менялись с головокружительной быстротой. Еще до 17 ноября рок-композитор и певец Михаэл Коцаб и текстовик Михал Горачек вели неофициальные переговоры с советником коммунистического премьера Адамеца Оскаром Крейчи. Адамец готов был встретиться с представителями оппозиции, но только не с Гавелом, о котором пару месяцев назад сказал, что тот «ноль». Однако перед лицом невиданных прежде демонстраций против режима, прошедших в выходные 25–26 ноября, и символической двухчасовой всеобщей забастовки 27 ноября он в конце концов смирился с неизбежным и согласился встретиться во вторник с делегацией Гражданского форума, возглавляемой Гавелом. То, что власть не намерена вести переговоры с позиции силы, стало ясно в первый же момент, когда Адамец после вежливого рукопожатия начал разговор с Гавелом словами: «Мы еще не знакомы, не так ли?»[735] Результатом встречи была компромиссная договоренность о создании переходного правительства под руководством Адамеца. Но, как это часто случается в революционной обстановке, улица уже намного опережала своих вождей. Третьего декабря был объявлен новый состав правительства, в котором три четверти по-прежнему представляли коммунистическую партию, однако никто этому событию не аплодировал. В конце концов, революция победила, и никому не улыбалось еще хотя бы день смотреть на опостылевшие серые лица. После того как последняя отчаянная попытка Адамеца слетать в Москву и заручиться там поддержкой Горбачева оказалась безуспешной, все было решено. На следующий день, 5 декабря, когда Гражданский форум потребовал произвести гораздо более существенные изменения в правительстве, Адамецу совершенно расхотелось возглавлять его. Но тут был один нюанс. Отказываясь от поста премьера, Адамец был отнюдь не прочь выдвинуться в президенты. Под нажимом нетерпеливой общественности Форум буквально за ночь ужесточил свою позицию, настаивая теперь на полном обновлении правительства. Идея же выдвижения кандидатуры Адамеца в президенты сторонников не нашла[736].

Стенограмма трех встреч Адамеца и его людей с делегацией Форума, возглавляемой Гавелом, читается как запись сеанса одновременной игры между опытным шахматным гроссмейстером и командой энтузиастов-любителей. Профессионал то и дело сбивает с толку своих противников, создавая мнимые угрозы и маскируя тем самым свои истинные намерения, водит их за нос, жертвуя пешкой, чтобы занять более выгодную позицию. Любители не видят дальше следующего хода, и их атаки неизбежно буксуют. Не потеряй профессионал с самого начала ферзя, игра была бы заведомо неравной (впрочем, при наличии у него всех фигур профессионал вообще бы не сел играть). Но Гавел, хотя и вел себя все это время исключительно учтиво, тем не менее раскусил двуличие соперника и в критический момент понял, что тот блефует. «Тогда отправимся в Град. Поедем туда и предложим того человека, о котором будем знать, что с ним мы договоримся…»[737] Может быть, ему и недоставало опыта и изощренной техники ведения переговоров, какими обладал его визави, но Гавел умел сконцентрироваться на самом важном и в итоге с помощью своих коллег одержал верх. Правда, возникала одна проблема, о которой Гавел и его команда предпочитали вслух не говорить. В компании, которая состояла из диссидентов, большей частью работавших в прошедшее двадцатилетие мойщиками окон и истопниками, и из писателей, музыкантов, актеров или психологов, никак не связанных с государственными структурами, трудно было найти кого-то с опытом административного управления даже небольшим городом, не говоря уж о руководстве страной[738]. У них было достаточно ума, образованности и профессиональных навыков, чтобы формулировать общеполитические программы и принципы законодательства. Но документооборот и рутинная чиновничья и секретарская работа, без чего программы не воплотятся в выполнимые директивы или тексты законов, – это было совсем другое.

Поэтому взоры обратились к Мариану Чалфе, молодому словацкому юристу, который не занимал высокого положения в иерархии коммунистической партии, но как министр обеспечивал и координировал законодательную деятельность правительства (Гавел в течение нескольких дней не мог запомнить, кто он такой, и называл то Шталфой, то еще как-то). Чалфа охотно шел навстречу, формировал повестку переговоров правительства с Форумом и казался подходящим кандидатом на роль временного премьера, который будет руководить кабинетом до тех пор, пока новые министры-некоммунисты не научатся руководить сами.