Гавел - [106]
Хотя он и отвлекался, его не оставляли мысли о новой пьесе. Иногда он объяснял отсутствие времени на работу тем, что вынужден постоянно заниматься другими делами, иногда, напротив, радовался этому – как предлогу не писать. Однако похоже, что он трудился над пьесой все это время, набрасывая заметки и отказываясь от тупиковых ходов. В октябре 1985-го он внезапно сел за письменный стол. Позднее Гавел вспоминал, что написал пьесу за десять дней, «в каком-то трансе»[640]. За приступ вдохновения пришлось платить. «После этого я чуток надломился, душевно и физически, и пережил в Градечке несколько ужасных недель. Демоны мстили мне за то, что я за них взялся»[641].
Если содержание и структура Largo desolato отражает хаос и смятение, которые Гавел испытывал после возвращения из заключения, то «Искушение» (1985) являет нам куда более глубокие авторские размышления. В Largo desolato описана посттюремная депрессия, охватившая в 1983 году не готового к ней Гавела, а фаустовская идея «Искушения» напрямую связана с его предыдущим арестом и «уязвимостью» воли, за которую он долго себя упрекал. Гавел вспоминал моменты 1977 года, «когда за решеткой демоны меня на свой лад искушали»[642], и дикие сны и «нежданные случаи», приходившие к нему и происходившие с ним до и после его освобождения в мае того же года и сопровождавшие его борьбу с нравственной дилеммой: обретение свободы ценой унизительных, пусть и ничего не значивших уступок.
История мелкого чешского ученика чародея, обуреваемого жаждой знаний, которого в пьесе зовут Фоусткой, трактует фаустовскую тему скорее как метафизическую, а не магическую. Хотя Фоустка и встречается в пьесе с персонажем по имени Фистула, обладающим некоторыми внешними мефистофельскими признаками, ничего сверхъестественного в «Искушении» не происходит. Выйти за пределы привычных исследований Фоустку манит скорее его собственная природа, а не поведение Фистулы. Фоустка обнаруживает, что выбранное им новое измерение превращает его в куда более интересную и сексуально привлекательную личность. Но чем ближе Фоустка к неизбежному разоблачению и краху (ибо Фистула в действительности работает на тех, кто следит за соблюдением научной «правоверности»), тем старательнее он пытается замаскировать свое «прегрешение», изобретая все более фантастические объяснения и интерпретируя собственное поведение как совершенно невинное, что приводит лишь к нагромождению противоречий и несоответствий. Когда же его наконец разоблачают, он вынужден расплачиваться не столько за то, что сотворил, сколько за то, как хитро притворялся, будто разделяет чуждые ему убеждения. На самом последнем вираже пьесы, перекликающемся с финалом «Уведомления», цену платит отнюдь не Фоустка, а ни в чем не повинная девушка, совершившая ошибку, когда поверила Фоустке. Две основные для Гавела темы – правды и ответственности – сталкиваются здесь, производя мощный эффект.
Вопреки своему обыкновению проводить долгие часы, опять и опять погружаясь в написанное, Гавел обнародовал новейшее творение немедленно, точно опасаясь, что «демоны» того или этого света затеют с ним какую-нибудь нечестную игру. Ему были привычны панические приступы неуверенности в себе, но «Искушение» их не вызвало: он остался доволен им настолько, что впервые лично наговорил текст пьесы на магнитофонную кассету, – и из соображений «безопасности», и чтобы дать послушать свое творение друзьям. Работа над «Искушением», безусловно, стала для него последним этапом жестокой самотерапии, также включавшей в себя четыре тюремных года, пересмотр приоритетов и семейный кризис. Кажется, лечение подействовало. Нельзя не заметить возросшего уровня его доверия к себе, что отразилось и на языке Гавела-драматурга, и на самой конструкции пьесы, и даже на манере чтения ее текста для слушателей, мнение которых значило для него очень много. Гавел далек от стремления произвести драматический эффект, он читает размеренно, почти монотонно, но его внутренняя удовлетворенность собственной работой слышится совершенно ясно, как и его картавость. Премьера пьесы состоялась в венском «Бургтеатре» в мае 1986 года; затем «Искушение» ставилось еще в нескольких театрах Европы и Северной Америки. Всеобщее одобрение новой пьесы – в «Дейли телеграф», например, Гавела назвали «первым драматургом Европы» – резко контрастировало с прохладным приемом «Largo desolato». Андрей Кроб и его друзья сняли домашнее видео: их собственная постановка «Искушения» в сарае в Градечке с братом Иваном – ученым-теоретиком – в роли Фоустки.
