Гавана. Столица парадоксов - [42]
Сон распространился вместе с развитием радио, которое, как и железные дороги, телеграф, кино и телевидение, появилось на Кубе раньше, чем в большинстве стран мира. К 1933 году на Кубе было 62 радиостанции, почти все они находились в Гаване и субсидировались американцами; ни в одной другой стране Латинской Америки такого не было. Американцы, создавшие эти станции, планировали, что там будут исполнять классическую музыку, которую очень любили в Гаване, городе музыкантов и композиторов мирового класса. Но эфир заняла популярная музыка, и в первую очередь сон.
Ритмы сона захватили повседневную жизнь Гаваны. Уличные продавцы, прегонтеро, зазывали клиентов в ритмах сона. Их своеобразные «частушки» превратились в особый жанр песен, так называемый сон-прегон. Кубинский баск Мойсес Симонс написал песню El Manisero на основе зазываний продавцов арахиса, одних из самых популярных уличных торговцев в Гаване.
Впервые El Manisero была записана в 1928 году студией Columbia Records в исполнении Риты Монтанер, и, хотя с тех пор было сделано по меньшей мере 160 вариантов этой песни, никто не исполнил ее лучше, чем Рита. Есть и видеозапись, где она поет эту песню. Mani, mani, mani, — выводит певица, удерживая ноты в течение четырех полных тактов, и все это время ее чуть поднятое к небу лицо выражает нечто среднее между мольбой и величайшим счастьем. Если вы, как многие поклонники творчества Монтанер, не понимаете по-испански, по ее голосу и лицу вы можете подумать, что в этой песне поется о чем-то более возвышенном, нежели торговля арахисом. А она быстрым стаккато, напоминающим мягкие постукивания по коже бонго, выводит: Si te quieres por el pico divertir, cómprame un cucuruchito de mani. «Арахис, арахис, арахис… побалуй себя, купи у меня кулечек арахиса». И всё. Но Рита Монтанер и пела, и выглядела так, словно влюблена. Возможно, в Гавану.
Громким хитом оказалась запись El Manisero, сделанная в 1930 году студией Victor Records при участии Дона Аспиасу и его Havana Casino Orchestra. На саксофоне играл Марио Бауса. Тот самый Бауса, гаванец, создавший афро-кубинский джаз, который изменил облик всего нью-йоркского джаза.
Запись Аспиасу стала первой пластинкой кубинской музыки, перевалившей за миллион проданных экземпляров. Очевидно, продюсерам не понравились ни термин сон-прегон, указанный в сборнике гаванских песен, ни даже просто «сон» — они назвали этот стиль «румбой». Раньше этого слова не существовало, если только это не искаженное rumba (чувственный парный танец, созданный чернокожими гаванцами в 1860-х из обрывков воспоминаний о традиционном африканском танце). Естественно, что El Manisero — это нечто другое. Но слово прижилось, и с тех пор эту типичную гаванскую музыку по всему миру стали называть румбой, и мало кто за пределами Кубы знает правильный термин — «сон».
Один кубинский антрополог как-то раз сказал мне, что если какой-нибудь нетерпеливый гаванец барабанит пальцами по столу или прилавку, то он обязательно будет выстукивать сон. Мне не удалось это проверить, но я замечал, что люди в Гаване ходят в ритмах сона.
Анаис Нин, парижанка и дочь кубинца, отметила в своем дневнике в 1922 году, что, когда ей было всего девятнадцать и сон только начинал завоевывать Гавану, у местных мужчин и женщин была особая походка:
В том, как люди ходят по улицам, отражается своеобразная небрежность. Это медленный, волочащийся шаг, сознательное раскачивание, скользящее змееподобное движение…
Если вам доведется услышать сон на гаванской улице, что бывает достаточно часто, взгляните на прохожих, и вы увидите, насколько безупречны они в своей походке.
Жители Гаваны говорят не так, как все остальные испаноговорящие. Причина тому — влияние африканских языков. Долгое время большинство кубинских экспертов в этом вопросе отрицали африканскую природу гаванского диалекта. Интеллектуальный класс, в большинстве своем белый, был склонен воспринимать африканское наследие просто как досадные девиации кубинской культуры. Поклонники белой музыки (гуахиры или криольи — баллады в стиле кантри в медленном ритме 6/8), как правило, считали бодрый сон вырождением кубинской музыки. Но затем большая часть этих настроений изменилась, преимущественно стараниями белого гаванца Фернандо Ортиса.
Родившийся в Гаване в 1881 году Ортис основал Кубинскую академию языка в 1926 году и Общество афро-кубинских исследований в 1937-м. Он написал больше дюжины книг обо всем, от языка до музыки и ураганов. Ортис настаивал, что Куба принадлежит не испанцам, не африканцам и не таино по отдельности, а всем им вместе, соперничающим между собой в процессе создания новой культуры. Он назвал это явление «транскультурацией». Транскультурация, писал Ортис, это результат того, что несколько культур, «снявшихся с родных якорей, столкнулись с проблемой разрушения своих культурных устоев и с переходом к процессам декультурации и аккультурации». В этих условиях становятся бессмысленными споры о том, что африканское, а что нет. Это — кубинское, а кубинское абсорбировало в себя и что-то африканское. Сегодня некоторым такая мысль не покажется блестящей, но кубинцам того времени она предлагала новый способ взглянуть на самих себя.
