Гавана. Столица парадоксов - [35]
В «Ла-Бодегите-дель-Медио», расположенной глубже в Хабана-Вьеха, не водилось ни лобстеров, ни смокингов. Как и «Эль-Флоридита», «Ла-Бодегита» считалась «хемингуэевским» местом, но к тому времени, когда писатель зачастил в Гавану, его вкус тяготел к публике в смокингах (хотя сам он часто одевался небрежно, в грязную гуайаберу[60] и шорты), и сколько он времени на самом деле здесь проводил — большой вопрос.
Среди записей, оставленных на стене «Ла-Бодегиты», в рамочке красуется фраза, написанная аккуратным почерком Хемингуэя:
Насколько пьян он был, когда это писал? Писал ли он это вообще? Почерк выглядит чересчур идеальным. Когда я только начал бывать в «Ла-Бодегите», ею, своей старой бодегой, хоть она и принадлежала государству, продолжал управлять Анхель Мартинес, пожилой и почти слепой. Мы никогда не обсуждали аутентичность этой записки, но о самом писателе разговаривали. Мартинес обожал Хемингуэя; в конце концов, он же был кубинцем. Особенно сильно он любил «кубинскую» повесть «Старик и море».
Мартинес мог цитировать целые пассажи из книги на испанском. Но о Хемингуэе в «Ла-Бодегите» говорил: «Я думаю, он приходил сюда всего три-четыре раза. Чаще он бывал во „Флоридите“. Сюда он заходил, выпивал мохито, фотографировался и отправлялся во „Флоридиту“, чтобы там сделали куда больше снимков».
Хемингуэй не любил мохито, поскольку не любил сахар. В «Эль-Флоридите» он мог заказывать дайкири без сахара. Это огорчало кубинцев, считающих, что во все надо класть побольше сахару. Многие делали вывод, что, наверное, у писателя диабет, но он открыто рассказывал о своих многочисленных болячках и ни разу не упоминал о диабете. Просто он не любил сладкое.
Если в Гаване ты просишь напиток без сахара, бармен обычно заметит: «Будет невкусно». Но, спасибо Хемингуэю, никто в «Эль-Флоридите» не возражает против дайкири без сахара.
В «Ла-Бодегите» есть еще один знаменитый автограф, вероятно подлинный. Эррол Флинн нацарапал: «Лучшее место, чтобы напиться». Так оно и есть.
Управляемое государством ресторанное дело и вкусная еда безупречно пересекаются в одной точке: в мороженом. Фидель Кастро обожал мороженое. Он прославился тем, что во время длинных интервью и рабочих сессий делал «перерывы на мороженое», и писатель Габриэль Гарсия Маркес написал, что однажды тот «завершил солидного размера обед 18 шариками мороженого». И если Кубинская революция обеспечила народ системой здравоохранения, грамотностью, образованием, продуктовыми пайками, то возможно ли, что в этом жарком и душном тропическом городе она не взяла бы на себя обязательство снабдить население мороженым?
Кастро поручил задачу Селии Санчес, одной из первых революционерок родом из провинции Орьенте, где началось восстание. Первая женщина, организовавшая боевое подразделение, именно она выбрала место высадки Фиделя и, когда ведущие производители сигарет эмигрировали, создала сигары «Коиба», которые Фидель демонстративно и стильно курил до 1985 года, пока врачи не велели ему бросить. Санчес всегда поддерживала тесную дружбу с Кастро, поэтому часто звучало предположение — это же Куба — об их любовной связи.
Еще Санчес обожала балет. Она предложила назвать магазин мороженого «Коппелия» (Coppelia) в честь своего любимого балета[61]. Логотип представлял собой пару пухлых ног в пачке и на пуантах. Вот что случается с балеринами, которые едят слишком много мороженого.
«Коппелию» построили на самом видном месте Ведадо в Ла-Рампа, там, где при Батисте в 1954 году снесли больницу XIX века, чтобы построить современную башню в пятьдесят этажей. Революция не дала реализовать в Гаване этот и многие аналогичные планы. Вместо этого здесь был основан общественный парк. Но к 1966 году он превратился в захудалое место с несколькими ветхими стойками, которые должны были изображать «пивной сад»[62].
Кастро захотел построить «Коппелию» к началу международной конференции, что означало: магазин следовало закончить за шесть месяцев. Строительство началось именно здесь, поскольку важные делегации на конференции, особенно советская, должны были останавливаться в соседнем отеле «Хабана Либре».
К счастью или к сожалению, большинство ведущих архитекторов острова к тому времени эмигрировали. Лидеры революции и молодые архитекторы, которых они выбрали, тяготели к модернизму 1950-х, к эстетике, предпочитавшей круги коробкам.
Архитектор Марио Хирона создал здание в соответствии с уникальной ситуацией на Кубе и гаванскими традициями. Центральное место в проекте занимали колонны — железобетонные колонны, которые можно было бы привезти и установить на месте, — поддерживающие круглую конструкцию, которую так и хотелось назвать «летающей тарелкой». Все детали постройки были от начала до конца сделаны на Кубе.
