Гарри Диксон. Дорога Богов - [23]
Тень поспешно углубилась в проулок, чье название приводило в негодование провинциальных Тартюфов, и толкнула приоткрытую дверь старого особняка.
Венецианская лампа не могла разогнать мрак в прихожей, столь же темной, как и проулок.
Заспанный слуга высунул голову из закутка и пробормотал несколько слов — он узнал гостя. Потом, волоча ноги, отвел в гостиную с «арабским столиком», зажег единственный газовый рожок и удалился.
Через пять минут дверь снова отворилась, и слуга поставил на стол бутылку вина и два бокала, сонным голосом объявив, что «дама уже явились».
Женщина вошла, кутаясь в длинную пелерину, и сбросила ее на стул.
Через мгновение мисс Матильда Джейзон с рыданием повисла на шее Чарли Ниггинса:
— Боже, бедняжка Чарли, что с нами станется?
— Мы должны бежать, — энергично заявил Чарли Ниггинс, — иначе все пропало!
— Да… вчера были Арабелла и Бетси. Завтра наступит наш черед.
— Думаю, вы правы, Тилли. Я все подготовил. Мы выберемся из города через южные ворота. Я спрятал автомобиль в зарослях ивняка неподалеку от дороги. Завтра будем в Лондоне, а вечером в пути на континент.
— Боже да внемлет вам, мой милый!
— Пошли, в полночь мы должны быть далеко.
— Я боюсь, — прошептала женщина, прижимаясь к Чарли.
— Кого, Тилли?
— Того, кто бродит по улицам Харчестера по ночам, — в страхе простонала она.
— Да, — вздрогнул он, — ужасная ночь!
Помог Матильде встать и накинуть на плечи плащ. Потом двинулся впереди нее по темной улице.
Они выбрались из улицы Утерянной Головы через калитку маленького садика, заросшего кустами и розовым лавром, откуда открывался вид на горделивые дома на улице Кедров.
Чарли вскинул голову и посмотрел на освещенное окно в одном из зданий.
— Дядюшка Эйб все еще бодрствует, — пробормотал он. И вдруг вздрогнул: на опущенной шторе появились две тени. — Дядюшка! А вы узнали вторую тень, Тилли?
— Нет, Чарли.
— Комиссар Брюстер!
— Мы должны уехать, уехать, уехать, — с тоской проговорила она.
Оба поспешили к крепостной стене.
Ночные сторожа уже давно прикончили огромную плоскую бутылку холодного пунша и крепко спали, а потому не заметили ночных беглецов, покинувших город через южные врата.
Через четверть часа крохотный автомобиль на полной скорости несся в сторону Лондона.
В этот самый час мистер Эйб Ниггинс, глядя на скатерть Арабеллы Слоуби, где красовался небольшой рисунок карандашом, читал комиссару Брюстеру курс античной истории:
— Безусловно, Брюстер, это кое-что значит. В последние века города часто изображались в виде гербов. Рим, Лондон, Париж, Гент, Брюгге имеют свое собственное изображение, выполненное в духе этого пакостного рисунка.
Набросок на скатерти относится к античному городу; на мой взгляд, это символическое изображение Вавилона, каким его находят на древних картах.
— И это означает?
Архивариус пожал плечами.
— По правде говоря, не знаю, мой дорогой Брюстер, за исключением того, что чудотворцы древности частенько пользовались им для своих фокусов.
— По моему мнению, — сказал комиссар, избегая говорить о смысле рисунка, — со всей очевидностью следует, что набросок был выполнен не по рассеянности, как поступают с задумчивые люди, рисующие на скатерти. У него законченный вид. Бойницы тщательно обозначены; посмотрите, с какой точностью нарисованы пики алебард. Хотелось бы знать, видела ли Сара Флеггс другие такие изображения в доме хозяек.
— Вы рассуждаете как полицейский, — сказал мистер Ниггинс, — я отказываюсь разбираться в ваших доводах, дружище.
— Ба, — возразил мистер Брюстер, — полагаю, игра не стоит свеч, и мы парим на крыльях чистого романтизма, мистер Ниггинс!
Лицо архивариуса выразило живейшее отвращение. Романтизм, смысла которого не понимал, ассоциировался в его голове со столь ужасными вещами, как холера, проказа, атеизм и преступный гипнотизм.
— Лучше выпьем по глотку старого бренди, чтобы забыть об этих злосчастных событиях, нарушивших мир, в котором мы так нуждаемся, дабы жить и продолжать здоровые и полезные исследования, — помпезно заявил он.
Они чокнулись, но не успели поднести бокалы к губам, как их лица исполнились удивления.
Воздух разорвал вой сирены, и из глубины ночи с адским ревом возник мощный автомобиль.
По шторам скользнул двойной луч фар. Потом мотор заглох — машина замерла перед дверью.
Через мгновение раздался звонок.
— Быть того не может! — воскликнул мистер Ниггинс. — Такого никогда не случалось… Мистер Брюстер, разве уже не полночь?
— Значит, дело не терпит отлагательства, — сказал комиссар.
— Никогда моя служанка Ноэми не согласится открыть дверь в столь поздний час незнакомцам, явившимся в подобном экипаже, — простонал архивариус. — Даже я…
— Я пойду с вами, — мужественно решил комиссар. — Но ничто не мешает нам посмотреть, кто явился, и узнать цель визита…
— Весьма справедливо, — подтвердил мистер Эйб Ниггинс. — Я сделаю это, если только вы не решитесь сделать это вместо меня. Но я бы посоветовал не слишком высовываться из окна. Вы будете слишком хорошей мишенью для преступника, вооруженного револьвером.
Но комиссар уже крикнул в приотворенную створку:
— Кто там?
— Не здесь ли находится комиссар Брюстер? — спросил мужской голос. — Я был в комиссариате, меня послали сюда.
