Гарики из Иерусалима. Книга странствий - [24]

отчего одинок и убог.

* * *

Все книги об истории — поток,

печальным утешением текущий,

что век наш не беспочвенно жесток,

а просто развивает предыдущий.

* * *

Всегда в разговорах и спорах

по самым случайным вопросам

есть люди, мышленье которых

запор сочетает с поносом.

* * *

Свободу я ношу в себе,

а внешне — тих я и неловок

в демократической борьбе

несчетных банд и группировок.

* * *

Хотя повсюду царствует жлобство,

есть личная заветная округа,

есть будничного быта волшебство

и счастье от познания друг друга.

* * *

Мы сразу простимся с заботами

и станем тонуть в наслаждении,

когда мудрецы с идиотами

сойдутся в едином суждении.

* * *

У нас весьма различны свойства,

но есть одно у всех подряд:

Господь нам дал самодовольство,

чтоб мы не тратились на яд.

* * *

Всегда стремились люди страстно

куда попало вон из темени

в пустой надежде, что пространство

освобождает нас от времени.

* * *

Умеренность, лекарства и диета,

замашка опасаться и дрожать —

способны человека сжить со света

и заживо в покойниках держать.

* * *

Так Земля безнадежно кругла

получилась под Божьей рукой,

что на свете не сыщешь угла,

чтоб найти там душевный покой.

* * *

Толпа людей — живое существо:

и разум есть, и дух, и ток по нервам,

и даже очень видно вещество,

которое всегда всплывает первым.

* * *

Бал жизни всюду правит стая,

где каждый занят личной гонкой,

расчет и блядство сочетая

в душе возвышенной и тонкой.

* * *

Незримая душевная ущербность

рождает неосознанную прыть,

питая ненасытную потребность

себя заметным козырем покрыть.

* * *

Когда к публичной славе тянет личность,

то всей своей судьбой по совокупности

персона эта платит за публичность

публичной репутацией доступности.

* * *

Ты был и есть в моей судьбе,

хоть был общенья срок недолог;

я написал бы о тебе,

но жалко — я не гельминтолог.

* * *

Не только воевали и злословили

в течение столетия активного,

еще всего мы много наготовили

и для самоубийства коллективного.

* * *

Я очень пожилой уже свидетель

того, что наши пафос и патетика

про нравственность, мораль и добродетель —

пустая, но полезная косметика.

* * *

Хотя, стремясь достигнуть и познать,

мы глупости творили временами,

всегда в нас было мужество признать

ошибки, совершенные не нами.

* * *

Дети, вырастающие возле

каждого седого поколения,

думая об истине и пользе,

травят нас без тени сожаления.

* * *

Являясь то открыто, то украдкой,

но в каждом — и святом, и подлеце —

сливаются на время жизни краткой

творец, вампир и вор в одном лице.

* * *

Всегда вокруг родившейся идеи,

сулящей или прибыль, или власть,

немедленно клубятся прохиндеи,

стараясь потеснее к ней припасть.

* * *

Судить людей я не мастак,

поняв давным-давно:

Бог создал человека так,

что в людях есть гавно.

* * *

Враги мои, бедняги, нету дня,

чтоб я вас не задел, мелькая мимо;

не мучайтесь, увидевши меня:

я жив еще, но это поправимо.

* * *

Должна воздать почет и славу нам

толпа торгующих невежд:

между пеленками и саваном

мы снашиваем тьму одежд.

* * *

Мир нельзя изменить, нет резона проклясть,

можно только принять и одобрить,

утолить бытия воспаленную страсть

и собой эту землю удобрить.

* * *

Когда без сожалений и усилий

душа моя порхнет за небосклон —

— Чего не шел? — спрошу я у Мессии.

— Боялся там остаться, — скажет он.

В органах слабость, за коликой спазм, старость не радость, маразм не оргазм

Забавы, утехи, рулады,

азарты, застолья, подруги.

Заборы, канавы, преграды,

крушенья, угар и недуги.

* * *

Начал я от жизни уставать,

верить гороскопам и пророчествам,

понял я впервые, что кровать

может быть прекрасна одиночеством.

* * *

Все курбеты, сальто, антраша,

все, что с языка рекой текло,

все, что знала в юности душа, —

старости насущное тепло.

* * *

Глаза моих воспоминаний

полны невыплаканных слез,

но суть несбывшихся мечтаний

размыло время и склероз.

* * *

Обновы превращаются в обноски,

в руинах завершаются попытки,

куражатся успехом недоноски,

а душу греют мысли и напитки.

* * *

Утрачивает разум убеждения,

теряет силу плоть, и дух линяет;

желудок — это орган наслаждения,

который нам последним изменяет.

* * *

Бог лично цедит жар и холод

на дней моих пустой остаток,

чтоб не грозил ни лютый голод,

ни расслабляющий достаток.

* * *

Не из-за склонности ко злу,

а от игры живого чувства

любого возраста козлу

любезна сочная капуста.

* * *

Красит лампа желтой бледностью

лиц задумчивую вялость,

скучно пахнет честной бедностью

наша ранняя усталость.

* * *

Белый цвет летит с ромашки,

вянет ум и обоняние,

лишь у маленькой рюмашки

не тускнеет обаяние.

* * *

Увы, красавица, как жалко,

что не по мне твой сладкий пряник,

ты персик, пальма и фиалка,

а я давно уж не ботаник.

* * *

Смотрю на нашу старость с одобрением,

мы заняты любовью и питьем;

судьба нас так полила удобрением,

что мы еще и пахнем, и цветем.

* * *

Глаза сдаются возрасту без боя,

меняют восприятие зрачки,

и розовое все, и голубое

нам видится сквозь черные очки.

* * *

Из этой дивной жизни вон и прочь,

копытами стуча из лета в осень,

две лошади безумных — день и ночь

меня безостановочно уносят.

* * *

Еще наш вид ласкает глаз,

но силы так уже ослабли,

что наши профиль и анфас —

эфес, оставшийся от сабли.

* * *

Забавный органчик ютится в груди,

играя меж разного прочего

то светлые вальсы, что все впереди,

то танго, что все уже кончено.