Ганнибал - [97]

Как бы то ни было, в руках Эпикида все еще оставались Ахрадина и о-в Ортигия, когда Марцелл предложил начать переговоры о сдаче города [там же]. Однако ворота Ахрадины и ее стены занимали перебежчики, когда-то покинувшие римские или союзные римлянам знамена и теперь сражавшиеся в сиракузской армии. Понимая, что их во всяком случае ожидает неминуемая гибель, они никому не позволяли даже приближаться к стенам. Положение Марцелла в Эпиполах заметно осложнилось. Ахрадиной и тем более Ортигией овладеть с ходу не удалось; мирные переговоры оказались невозможными; к тому же в тылу, у крайней западной точки Сиракуз, неприступную, по-видимому, крепостцу на холме Эвриал занимал по-прежнему сиракузский гарнизон под командованием назначенного Эпикидом аргосца Филодема [Ливий, 25, 25].

Холм Эвриал был стратегически очень важен; он господствовал над дорогой, ведшей в глубь острова, так что засевшие там сиракузяне могли серьезно затруднить римлянам доставку продовольствия; к тому же к Эвриалу могли подойти карфагенские войска Гимилькона и отряды Гиппократа, чтобы затем истребить римлян на улицах Эпипол. Марцелл приказал отойти к Эвриалу и попытался завязать переговоры с Филодемом, послав к нему Сосида, одного из убийц Гиеронима. Филодем размышлял, колебался и явно затягивал переговоры; было видно, что он ожидает Гимилькона и Гиппократа. Не имея возможности пока овладеть Эвриалом, Марцелл снова отвел свои войска в глубь города и расположил их между Тихой и сиракузским Неаполем. Он опасался, что, если войдет в более населенные кварталы, его воинство бросится грабить население и тогда в случае опасности он не сможет организовать сопротивление [Ливий, 25, 25]. Впрочем, о сколько-нибудь эффективной борьбе с грабежами и насилиями речи не могло быть. Они все равно начались. В лагерь Марцелла явились было посланцы от населения Тихи и Неаполя с просьбой остановить пожары и убийства. Дело показалось Марцеллу настолько серьезным и трудным, что для его решения он созвал специальное заседание военного совета и, только получив общее согласие, приказал не посягать на личность свободных людей. Все остальное Марцелл отдавал на поток и разграбление своей армии [ср. у Плут., Марц., 19; Диодор, 26, 20, I]. Укрепив на случай внезапного нападения лагерь, Марцелл дал долгожданный сигнал. Выломав от нетерпения ворота собственного лагеря, римляне рассеялись по улицам и площадям. В шуме и беспорядке никто из граждан не был убит, потому что римские солдаты строго соблюдали приказ своего командующего. Но грабеж прекратился только тогда, когда растащили все, что могли унести [Ливий, 25, 25].

Между тем Гимилькон и Гиппократ явно запаздывали, Филодему держаться на Эвриале становилось все труднее, и он решил в конце концов сдать укрепление, выговорив для себя и своего отряда право уйти в Ахрадину к Эпикиду. Марцелл охотно пошел на это условие: сдача Эвриала давала ему возможность избежать нападения с тыла и сосредоточить все силы на осаде Ахрадины [там же]. Кроме того, переход Филодема к Эпикиду, ничего не меняя в соотношении сил, увеличивал у Эпикида численность едоков и соответственно усиливал его продовольственные затруднения.

В Сицилии успехи римской армии в Сиракузах вызвали глубокую тревогу. Сицилийские города открыто принимали сторону Гиппократа, присылали ему продовольствие и войска, которых набралось до 20 000 пехотинцев и 5 000 всадников, [Апп., Сиц., 4]: они понимали, что падение Сиракуз приведет в конце концов к установлению римской власти на всем острове.

Пока в Сиракузах происходили эти события, карфагенское правительство и командование пунийских войск в Сицилии принимали меры для организации сопротивления. Выждав удобный момент, Бомилькар, командовавший карфагенским флотом, оставив Эпикиду 55 кораблей, спешно отправился во главе эскадры из 35 судов в Карфаген; там он доложил о положении, в котором оказались Сиракузы, и через несколько дней возвратился, ведя 100 кораблей [Ливий, 25, 25]. На суше к Сиракузам наконец-то подошли Гимилькон и Гиппократ. Гиппократ, предварительно сообщив в Ахрадину о своих намерениях, напал на прежний римский лагерь, которым командовал Криспин. Одновременно Эпикид сделал вылазку против. Марцелла, а карфагеняне высадили десант, чтобы помешать Марцеллу помочь Криспину. Все эти операции не принесли желаемого результата. Гиппократа Криспин обратил в бегство, а Эпикида Марцелл принудил вернуться в Ахрадину [Ливий, 25, 26].

Стороны собирались готовиться к новым столкновениям, однако в этот момент (была осень) и в пунийско-сиракузском и в римском лагерях началась эпидемия, вызванная непомерной жарой и ядовитыми болотными испарениями. Смерть косила солдат в обеих армиях, но римляне, находившиеся в городе и имевшие возможность укрыться в домах, пострадали меньше, чем карфагеняне. Сицилийцы, служившие у Гимилькона и Гиппократа, разбежались по своим городам; карфагенская армия погибла у стен Сиракуз [Ливий, 25, 26].

Насколько об этом можно судить, тяжелая неудача не ослабила, по крайней мере на первых порах, решимости карфагенян и самих сицилийцев добиваться изгнания римлян из Сицилии. Те сиракузяне, а также и другие сикелиоты, которые совсем недавно составляли отряд Гиппократа, заняли два небольших города; один в 3, а другой в 15 милях от Сиракуз, и уже оттуда начали созывать новые войска для борьбы с Марцеллом.