Гангутское сражение. Морская сила - [16]

На шняве и галиоте забегали шведы, откидывали порты, нацеливали орудия. Успели дать несколько выстрелов по карбасу. Убили еще двух солдат, Желтовского и нескольких солдат ранило.

«Как в приходе тех воинских кораблей учал быти бой, и в то время работные люди многие испужалисъ, побежали, и он-де, Селивестр, стал на тех работных людей кричать и говорить им, будет кто из них побежит и он-де будет их колоть копьями или он, Селивестр, побежит, чинили б и ему тож; так же и солдатам которые с ним были, он говорил то же и укреплял, чтоб они стояли мужественно, помня свое великое государю крестное целование, не опасаясь ничего. Сильвестр с инженером велели из батарей, в которых они со служилыми людьми были, также и из иных батарей из пушек стрелять, и его, Григория, с солдаты тою стрельбой очистили и воинских людей отбили и фрегат и яхту тою стрельбой разбили, а воинские люди с тех кораблей, пометався в мелкие суды, побежали на третий корабль. И те корабли он, Сильвестр, велел привести наДвинку к новой крепости со всякими припасы, а яхту везть было невозможно для того, что он пшенного боя была разбита; и с той разбитой яхты велел он, Сильвестр, служилым и работным людям пушки, и порох, и ядра и вся-кие припасы выбрать и перенести в новоустроенную батарею, что в башне. Сильвестр, опасаясь приходу неприятельских людей, тот взятый корабль послал к городу Архангельскому к нему боярину и воеводе, июня 28 числа, а тот его поворотил… И воевода к крепости на Малую Двинку приехал, стал Сильвестра бранить матерны, для чего ты не в свое воин-ское дело вступаешься… Учал его, Сильвестра, бить своими руками шпагою и разбил ему голову…»

«Хороша благодарность», — утирал с лица кровь Сильвестр Иевлев, а Прозоровский, увидев сидевшего в стороне Ивана Рябова с перевязанной грудью, спросил: «Кто таков?» Узнав, в чем дело, воевода вошел в раж:

— Как ты, такой-сякой, посмел царский указ порушить — на своей лодье с устья в море плавать?! В остроге твое место отныне.

Не давая Ивану опомниться, Прозоровский приказал полковнику Желтовскому нарядить двух солдат-отвезти Рябова в архангельскую каталажку.

По пути в город настроение воеводы поднялось.

Смекнул князь о главном: «Немедля отписать надобно государю победную реляцию».

Все успехи и трофеи он изобразил красочно, выставляя напоказ и свои заслуги. Запамятовал только воевода упомянуть о расторопности стольника Сильвестра Иевлева и подвиге поморских жителей Дмитрия Борисова и Ивана Рябова.

В Москву пошла победная реляция, а Шеблад со своей эскадрой в сильном раздражении спешно убрался с Двинского устья.

Но что делать дальше? Итоги плачевные. Королевский приказ не исполнен, потеряны два судна, на палубах остались тела убитых — поручика и четырех мушкетеров. Погреба полны ядер, пушечные припасы не израсходованы. Шеблад развернул карту, скользнул взглядом по береговой черте. «Должны же, черт возьми, хоть где-нибудь на берегу быть хутора. Не живут же русские в земле, как кроты».

— Поднять паруса! — приободрился вице-адмирал. — Курс вест!

«Уж там-то мы отведем свою душу! Да и будет о чем рапортовать начальству и рассказывать байки Анкерштерну и Нумерсу!»

В Москву известие о разгроме шведов пришло как раз вовремя. Головин в Преображенском докладывал Петру о Навигацкой школе.

— На Полотняном дворе школа ни к месту. Тесно там и классов нет.

— Давай помыслим, дело важное. — Петр задумался. — На Сретенке башня с часовым боем, лучше не сыскать. Торчит, будто машта на корабле, с нее весь горизонт обозришь, с астролябией сподручно управляться. К тому же четыре яруса, надобно все приказы и караулы оттуда убрать.

— Еще, Петр Лексеич, послы наши доносят, надсмехаются над нами опять голландцы да цесарцы за Нарву, а ответить нечем.

— Погоди, — нахмурился Петр.

В дверь постучались, необычно проворно вошел сияющий Виниус с бумагами:

— Государь, дозволь, пошта из Архангельского.

— Што там?

— Виктория над шведом.

Петр схватил бумаги. По мере чтения лицо его менялось, усики топорщились, и наконец губы растянулись в улыбке.

— А ты толкуешь, Федор, нечем. Вот тебе и ответ насмешкам. Молодчаги архангелогородцы, первыми утерли нос шведу, к тому же на море. Отвадили от наших морских ворот. Два корабля, тринадцать пушек, две сотни ядер, пять флагов и протчая захватили у шведа.

Петр внезапно остановился, глаза сверкнули:

— Слыхал я, брат Карл мнит себя Алесандром Македонским, однако во мне Дария вовек ему не сыскать.

Вспомнив о чем-то, напомнил Головину:

— Назавтра призови ко мне Петьку Апраксина, с Федором мы потом потолкуем.

В Москву Апраксин приехал с докладом по вызову царя. Добирался в сумерки. Аккурат к Рождеству. На заставе в Замоскворечье послышалась пушечная пальба. Апраксин высунулся из возка, крикнул стражнику у рогатки:

— Пошто пальба-то?

— Нынче боярин Шереметев шведа поколотил, государь велел празднику быть, — с трудом шевеля языком, объяснил подвыпивший стражник.

На Красной площади всюду горели плошки, жгли костры, жарили баранов, на длинных столах стояли закуски, ведра с медом, бадьи с пивом, виночерпий ковшом наливал из бочки вино, отталкивая упившихся.