Гамиани, или Две ночи сладострастия - [28]

— Кто же так делает? — ласково усмехнулась она. — Ведь тебе его так никогда не всунуть! Видно, без меня и тут не обойтись. Придется тебе помочь.

Осторожно подведя страшное орудие сладострастия к раздвинутым ногам изнывающей от жажды наслаждения Фанни, Гамиани одним решительным ударом вогнала его вглубь. Лицо бедной девушки исказилось от боли, она пронзительно вскрикнула, попыталась освободиться, но было уже поздно: фальшивый приап уже успел глубоко проникнуть в ее страждущее тело. Она тихо застонала, но по тому, как она руками помогала Гамиани еще глубже засунуть резиновый член, было видно, что она уже входит во вкус этой ужасающей ласки.

— О-о-о… ох, — то и дело слышались ее страстные вздохи, — ну еще, еще… о-о-о… ох!

В этот момент, почувствовав, что страсть Фанни достигла апогея, Гамиани нажала рычаг, и из имитации мужского члена струей брызнуло горячее молоко. Фанни восторженно закричала и безумным усилием ухитрилась еще глубже протолкнуть столь понравившуюся ей игрушку. Это движение отняло у нее последние силы, и насытившаяся сладострастница, в изнеможении раскинув руки, застыла на постели. Гамиани, явно удовлетворенная делом своих рук, довольно улыбалась…

Полчаса спустя Фанни очнулась от сладкого забвения, и тотчас же Гамиани, как изголодавшаяся тигрица, набросилась на нее.

— Фанни, наконец-то! Я так долго ждала тебя… Забудемся же скорее в огненном вихре наслаждения. Я хочу захлебнуться в твоих объятиях. Но и ты тоже должна забыть обо всем, кроме любви и страсти. Прошу только тебя, исполни мою просьбу: что бы я ни делала, как бы ни выражала мою страсть, берегись пошевельнуться. Принимай покорно мои ласки, но не возвращай их мне обратно. Не отвечай на мои поцелуи, Если я буду кусать, царапать, истязать тебя, подави боль. Сколько сможешь, сдерживай свою страсть до последа него мига, и когда этот сладостный миг наступит, мы сцепимся в неистовой схватке, чтобы вместе умереть.

— Да-да-да, — целиком захваченная странным желанием своей подруги, шептала Фанни, — я сделаю все, как ты этого хочешь. Я твоя. Только поскорее возьми меня, не мучай, не заставляй меня долго страдать, не испытывай бесконечно мое терпение… Я вся горю… Начинай же скорей… Умоляю тебя!

— Не спеши так, дитя мое. Чем дольше не иссякнет твое терпение, тем сладостнее будет тебе потом. Пусть это ожидание возбудит тебя до последнего предела, чтобы ты была готова пожертвовать даже жизнью, лишь бы я подарила тебе миг радости. Ведь даже ожидание наслаждения — уже само по себе наслаждение. Ну все, я вижу, что ты уже ко всему готова… Ляг чуть поудобнее… Вот так… Закрой глаза… Теперь мне легче будет представить себе, что ты покойница и что, силой своей страсти овладев тобой, я тебя воскрешу… Я хочу взять тебя и унести к самой вершине наших чувств… А потом ты еще раз умрешь, но теперь уже от наслаждения. Даже богам не удается испытать такое счастье: воскреснуть от наслаждения и умереть от него…

— Ну скорее, Гамиани, — в истомном забытьи прошептала Фанни. — я не могу больше ждать!

Услышав столь страстный призыв к действию, да и сама предельно возбужденная, Гамиани, откинув назад мешающие ей волосы, диким прыжком бросилась на неподвижное тело Фанни. Ее руки вожделенно заскользили по телу девушки, беззастенчиво проникая в самые сокровенные места. Потом, раздвинув ноги подруги, послушной всем ее желаниям, Гамиани приникла своими трепетными устами к тем губкам Фанни, которые никогда не издавали ни единого звука, и погрузила туда свой язык. Казалось, она высасывала оттуда квинтэссенцию наслаждения, с такой страстью она терзала в это время своими руками вздрагивающее тело Фанни, которая на все ласки графини отвечала сдавленными стонами.

Вдруг Гамиани остановилась, и медленно оторвалась от распростертого тела своей юной подруги. Ее пальцы капризно играли белоснежными грудями Фанни, на губах блуждала тонкая сладострастная улыбка, которую можно было сравнить только с улыбкой Моны Лизы. Насладившись созерцанием своей возлюбленной, Гамиани снова бросилась на нее, осыпая ее тело поцелуями и нежными укусами. Она действовала так неистово, что казалось, будто у нее сто рук и языков. Фанни вся была исцелована, истерзана. Когда терпеть истязания графини было уже невмочь, Фанни стонала, стиснув зубы, но ее опытная истязательница сразу же останавливалась и была нежной и ласковой, так что девушка вновь успокаивалась. Выждав это мгновение, Гамиани снова с удесятеренной силой бросалась на свою жертву, снова протискивала свою голову между ног подруги. Ее ловкие пальцы раздвигали нежные губки, а язык глубоко проникал в чашечку и самым сладостным образом щекотал трепещущий клитор, даря Фанни самое пленительное наслаждение, которое только может чувствовать возбужденная женщина.

Действовала Гамиани, конечно, очень искусно. Время от времени она умеряла свой пыл, ослабляя свой натиск так, что ее партнерша, раздразненная и ждущая новой ласки, приходила в неистовство. Но Гамиани не спешила удовлетворить ее, не без злорадства наблюдая, как мучается ее исступленная подруга.

Наконец, Фанни почувствовала, что приближается кризис ее восторгов.