Галлюцинации - [6]

Шрифт
Интервал

Меня начало рвать. Губы снова отклеились и повисли, нелепо болтаясь на двух пружинах. Чья-то рука вытащила меня на свет, и я почувствовал, как быстро придя в себя, люди медленно сгущались вокруг моей эпилептической капсулы. Несколько человек окружили меня. Один из них, после напряженного молчания, резким движением убив комара у себя на затылке, воткнул в меня свой седой голос.

- Палитесь, товарищ Постлеев, палитесь. Ну и что нам с вами делать теперь? - скотина закатал рукава.

- Я не палюсь, само собой вышло... а что собственно происходит, товарищи? - сказал я, по-прежнему сидя.

- Давайте трахнем его! - послышался женский голос. - Раздевайся, малыш!

- Постойте... э... Я не буду... - оправдывался я.

- Как контору палить, так он первый!

Кто-то перднул.

Я нащупал в кармане револьвер. Женский голос обхватил меня с ног до головы, я оказался без одежды.

Какого хрена?!

- Закройте окно, а то выскочит!

Я оттолкнул от себя похотливую суку и выпустил по толпе идиотов несколько пуль. Стенка мудаков заметно поредела, покрывшись красными рваными пятнами и криками, от которых у меня из носа потек гной.

- ЗАКРОЙТЕ ОКНО!!! ЭЙ, ТЫ!! СУКА!!

Какой-то мудак пытался вылезть в окно, но в итоге растекся по подоконнику ржавой смердящей кашицей.

Раненые идиоты крючились на полу, как будто им было больно. Обнаженная женщина с дыркой от пули в бедре улыбалась. Я зажал ее стройную талию между ног.

Она посмотрела кислым мокрым от воплей личиком, снизу вверх. Я вспомнил метро. Когда поезд приближается, вот уже этот пропахший машинным маслом ветер режет всем стоящим у края головы, этот поезд как щелчок пальцев - и твоя голова прыгая с облака на облако скачет в преисподнюю, собирая на пути фрукты.

Я решил оставить их всех, выходя выключил свет. Стоны летели мне в спину, когда я спускался вниз, чтобы завести машину и уехать далеко-далеко, в страну, где можно ловить крабов и закидывать их в окна пассажирских поездов. Тысячи, миллиарды шевелящихся крабов, заполонивших вагон, в который ты вышел посреди ночи, чтобы заварить себе чай, но проводница спит... еще сладко спит...

V. Перпендикулярно сахару

Бэвэлиус начеркал что-то на листке бумаги, оставил его на столе, перевернув, и вышел. Катя высыпала пакетик со специями в миску с лапшой.

- Опять ты эти мозги ешь... - сказал я.

- Это не мозги. Между прочим вкусно. Попробуй.

- Нервным становишься от этой лапши, там же химия одна.

Катя не слушала меня. Она уплетала еду Бэвэлиуса, он вез с собой несколько коробок этой китайской лапши и угостил нас. Добрый, добрый дядя Бэвэлиус.

Катя закурила. И стала есть дальше, прерываясь на затяжки.

- Как ты можешь курить и есть одновременно?

Катя бросила на меня изумительно ровный в своем предназначении взгляд, который для меня мог бы вылиться в реальности примерно в такие вот завитки: "Может потрахаемся, пока его нет?" - так и спросила.

Я посмотрел в окно. Темно-синие сумерки. Поезд стоял. Рядом под составами ползал какой-то мальчик. Или карлик, не разобрать в темноте. Камни шелестели под его кедами.

Она взяла листок, прочитала его и дала мне. "Закройте окно. Я вернусь через час, ровно в 00:00, ваш Бэвэлиус. Удачи".

- Он совсем сумасшедший.

- Может быть он просто романтик. Или шаман. Ты не очень устал, Коленька?

- Я нет...

Она сняла майку. Я постелил матрас, выключил свет и лег. Через секунду ее теплое тело вовсю извивалось надо мной, облизывая и кусая симметричные участки моего тела.

Я ловил ее цветочное неровное дыхание, вдыхал его и слушал, как оно шевелится в этой уютной и странной тишине. Катя ускоряла темп.

В открытое окно доносились далекие гудки поездов и запах рельс.

Вагон разваливался, и Катя зашивала его своими стонами...

Какой-то мудила запустил в наше окно камнем, он ударился о дверь и упал. Но Катенька похоже не заметила этого. Когда я кончил, она продолжала двигаться еще минуты две. Потом слезла и закурила.

Поезд дернулся и начал медленно заглатывать скорость.

Минуты две мы сидели в темноте и прислушивались.

- Ты слышала? Недавно какой-то стук был... Прямо здесь... Как будто что-то прилетело в окно...

- Да. Надо было его закрыть...

Я включил свет. Это был не камень. Это был краб. Небольшой. Он лежал на спине и шевелил клешнями.

- Вот дерьмо...

- Фу! Убери его! - заорала Катя.

Она впала в истерику, когда увидела членистоногого. Она стала орать и визжать. Я положил краба в тарелку с лапшой.

Катя вдруг начала смеяться.

- А сколько времени?

Я посмотрел на часы. Было десять минут первого.

- Уже десять минут первого.

Катя стала играть с крабом, дразня его клешни вилкой, за которую он пытался ухватиться. Я вдруг почувствовал как одиночество с размаха влетело в мою голову с сухим пчелиным треском разбив ткани и сломав череп. Я терял над собой контроль. Руки и ноги начали плескаться в воздухе, шейные позвонки словно исчезли, я не мог повернуть голову. Через секунду я упал на койку, как будто меня высыпали из мешка, как сахарный песок. Глаза были где-то среди этих песчинок. Они дергались как молекулы газа, мои чувства вытягивались в одну жирную абсолютно ровную линию, по которой я стремительно сыпался в сон. Катя играла с крабом, пока он не взорвался. Она случайно нажала секретную кнопку на его животе, и он просто лопнул. Свет погас в то же мгновение. Катя с коротким визгом исчезла в дымке, моя Катенька...


Еще от автора Ярослав Глущенков
Дневник грузчика

Повесть Ярослава Глущенкова, опубликованная в литературном журнале Вещь, Пермь, 2.10.14.http://www.senator-perm.ru/wp-content/uploads/vesh/Vesch_10.pdf.


Рекомендуем почитать
Девочка из Пентагона

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Закрытая книга

Перед вами — книга, жанр которой поистине не поддается определению. Своеобразная «готическая стилистика» Эдгара По и Эрнста Теодора Амадея Гоффмана, положенная на сюжет, достойный, пожалуй, Стивена Кинга…Перед вами — то ли безукоризненно интеллектуальный детектив, то ли просто блестящая литературная головоломка, под интеллектуальный детектив стилизованная.Перед вами «Закрытая книга» — новый роман Гилберта Адэра…


Избегнув чар Сократа

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мы встретились в Раю… Часть третья

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Трудное счастье Борьки Финкильштейна

Валерий МУХАРЬЯМОВ — родился в 1948 году в Москве. Окончил филологический факультет МОПИ. Работает вторым режиссером на киностудии. Живет в Москве. Автор пьесы “Последняя любовь”, поставленной в Монреале. Проза публикуется впервые.


Ни горя, ни забвенья... (No habra mas penas ni olvido)

ОСВАЛЬДО СОРИАНО — OSVALDO SORIANO (род. в 1943 г.)Аргентинский писатель, сценарист, журналист. Автор романов «Печальный, одинокий и конченый» («Triste, solitario у final», 1973), «На зимних квартирах» («Cuarteles de inviemo», 1982) опубликованного в «ИЛ» (1985, № 6), и других произведений Роман «Ни горя, ни забвенья…» («No habra mas penas ni olvido») печатается по изданию Editorial Bruguera Argentina SAFIC, Buenos Aires, 1983.