Галлия и Франция. Письма из Санкт-Петербурга - [3]

С другой стороны, исторический роман, не обладая способностью воскрешать, ограничивается лишь гальва­ническими опытами: он по своему усмотрению наряжает труп и, ограничиваясь точностью, принятой у Бабена и Санктуса, сурьмит ему брови, подкрашивает губы, накла­дывает на щеки румяна, а затем, присоединив мертвое тело к вольтову столбу, заставляет его совершить два-три причудливых прыжка, что придает ему видимость жизни. Те, кто проделывает это, впадают в противоположную крайность: вместо того, чтобы превращать историю в скелет, лишенный сердца, они делают из нее чучело, лишенное скелета.

Главная трудность, по нашему мнению, состоит в том, чтобы уберечься от двух этих ошибок, первая из кото­рых, как уже говорилось, заключается в том, что про­шлое иссушивается, как это делает историческая наука, а вторая — в том, что история искажается, как это делает роман.

Единственный способ справиться с этой трудностью, на наш взгляд, таков: как только вы остановили свой выбор на той или другой эпохе, вам следует тщательно изучить различные интересы, которые движут народом, дворянством и королевской властью; выбрать среди глав­ных персонажей этих трех слоев общества тех, кто при­нял активное участие в событиях, совершавшихся в то время, какое вы намереваетесь описать в своем сочине­нии; тщательнейшим образом разобраться, каковы были внешность, характер и темперамент этих персонажей, чтобы, заставляя их жить, говорить и действовать в соот­ветствии с этим триединством, можно было бы наблю­дать за развитием у них страстей, ставших причинами великих бедствий, даты которых отмечены в анналах истории, и связанных с ними событий, которыми нельзя заинтересовать иначе, как показывая, сколь закономерно они заняли место в хронологических руководствах.

Тот, кто выполнит подобные условия, сумеет обойти оба этих подводных камня, поскольку истина, вновь обретшая тело и душу, будет неукоснительно соблюдена и ни один из вымышленных персонажей не смешается с реальными персонажами, которые, в отличие от них, действуют и в сочиненной драме, и в подлинной исто­рии.

Искусство, таким образом, будет использовано лишь для того, чтобы придерживаться нити, которая, извива­ясь по всем трем этажам общества, связывает воедино события, а у воображения будет только одна обязан­ность — очищать атмосферу, в которой совершаются все эти события, от всякой посторонней дымки, чтобы чита­тель, пройдя от начала какого-либо царствования и до его конца, мог обернуться и охватить одним взглядом все пространство между двумя этими горизонтами.

Я прекрасно понимаю, что такая задача будет неимо­верна трудна и при этом крайне плохо вознаграждена славой, ибо в подобных сочинениях нечего делать фан­тазии и все созданные в них образы принадлежат Богу. Что же касается того, что повествование может по этой причине утратить занимательность, то, мы уверены, читатель обретет интерес к нему в подлинности описы­ваемых там событий, ибо у него будет твердое убежде­ние, что герои, по стопам которых он проходит весь их жизненный путь, от их рождения и до их смерти, пере­живая вместе с ними любовь и ненависть, позор и славу, радости и печали, — вовсе не выдуманные.

Впрочем, это та самая задача, какую мы поставили перед собой еще четыре года тому назад, когда впервые опубликовали в качестве основы подобной системы раз­вернутое введение под названием «Галлия и Франция», содержащее важнейшие события нашей истории, начиная от расселения германцев в Галлии и вплоть до распрей, возникших между Францией и Англией после смерти Карла Красивого. Теперь мы возобновим наш рассказ, избрав на этот раз форму хроники, а не лето­писи и отказавшись от краткости, присущей хронологи­ческому руководству, в пользу красочности изложения.

Завершим эти рассуждения вспомнившейся нам вос­точной притчей.

Когда Бог создал землю, ему пришла в голову мысль дать мирозданию владыку, что крайне огорчило наблю­давшего за ним Сатану, который уже полагал землю своей; так что Господь сотворил по своему образу чело­века, вдохнул в него жизнь, дотронувшись кончиком пальца до его лба, поместил его в раю, поименовал животных, которые должны были ему покоряться, указал ему плоды, которыми он мог питаться, а после этого воз­несся, чтобы засеять те тысячи миров, что вращаются в пространстве. Стоило ему удалиться, как тотчас же явился Сатана, чтобы посмотреть на человека поближе; тот же, утомившись, пока его сотворяли, крепко спал.

И тогда Сатана принялся внимательно разглядывать человека во всех подробностях, испытывая злобу, кото­рую совершенство его форм и существующая между ними гармония лишь увеличивали; однако он не мог нанести ему никакого телесного ущерба, ибо за ним наблюдал дух Божий; Сатана уже собирался уйти, отчаявшись завла­деть этим телом и погубить эту душу, как вдруг ему взду­малось осторожно простукать пальцем тело человека; до­бравшись до груди, он услышал гулкий звук пустоты.

— Прекрасно, — промолвил Сатана, — раз там пусто, я вложу туда страсти.

Так вот, именно историю страстей, вложенных Сата­ной в эту пустую грудь, мы и намерены предложить нашим читателям.