Галина Уланова - [195]

Тебе самой этого недооценить. И, вероятно, далеко не все понимают, что это за такое явление. Но раз ты есть, легче дышать, являются силы для борьбы, есть критерий Величия и простоты как нерасторжимого единства.

Это всё не высокопарные слова, а реальность. Так я чувствую, то, что я понимаю. А потому радуюсь и не сдаюсь, хотя, казалось бы, пора и «на покой»…

Родная моя — где, когда голосок твой услышу? Когда в глаза я загляну, рук твоих коснусь? Шлю тебе свою бесконечную, благодарную преданность».

Из письма от 11 августа 1973 года:

«Дорогая, дорогая Галюша!., каждый день мысленно — в воображении — общаюсь с тобой, вижу и слышу тебя, мой бесценный, парадоксальный ребенок, не утративший своей детскости, лишь оснастивший не ведомыми простым смертным путями и способами эту чистую свою кристальность юности — мудростью трезвой, подчас жесткой, даже беспощадной…

«Старая гвардия» сократилась вдвое и тоже устала, а следующее поколение — и молодежь особенно — отравлено легким, подчас дешевым успехом. Как же справиться со всем этим? А сдаваться не хочу — не могу! Что будет, как будет?

Зачем я тебе всё это пишу? Наверное, это значит, что в наших с тобой отношениях во мне вернулось огромное доверие к тебе. И непроизвольно я делюсь с тобой — именно с тобой — моей неутолимой тревогой. Может быть, говоря с тобой так, я чем-то облегчаю себя — как бы опираюсь на твое удивительное светлое мужество, на твое теплое целительство сердечное… Впрочем, может быть твоя душевная стойкость столь могуча, что мои унынья только, возмутив, усилят ее. И не проникнут глубоко, а оттолкнутся, ударившись об эту стойкость — ослабнут…»

А вот фрагмент от 30 августа 1973 года:

«Галюша, дорогая, чудесная, получил твое письмецо — такое спокойное, доброе, ласковое — если б ты знала, как это чудесно, когда такое бывает. А то ведь вдруг «находит» на тебя, и не знаешь, как быть — молчать, говорить, выжидать. Вскричать лучше всего, потому что ты, в конце концов, «отходишь» и снова становишься собой. Уходит нервное ожесточение, разбрасывание по мелочам… и возникает та ни с чем не сравнимая твоя доверчивая детскость, доброта и простота — когда не кажешься лишним, раздражающим, почти отчужденным…»

Двадцать пятого октября 1952 года Уланова подписала «Типовой договор о найме жилого помещения в доме местного Совета депутатов трудящихся, государственной, кооперативной и общественной организации» и получила ордер № 147 на «жилую площадь 55, 73 кв. метра в доме 1/15, кв. 316, Котельническая набережная, корпус Б».

Литературовед Лев Левицкий вспоминал, как, схватив «левака», отправился к Паустовскому в новую высотку и по дороге спросил шофера, знает ли он писателя, на что тот, «по внешности как будто вполне цивилизованный человек, только плечами пожал». Оказалось, он понятия не имел и о Твардовском. Из всех названных Левицким знаменитых обитателей высотного дома он слышал только об Улановой. И немудрено! К середине 1950-х годов популярность Галины Сергеевны дошла до такой степени, что даже футбольный обозреватель газеты «Советский спорт» подкреплял свое мнение цитатой из ее статьи: «Техника из диктатора, держащего балерину в вечном страхе ошибиться в движении, превращается в помощника столь верного, что его никто не замечает: ни публика, ни сама балерина».

У всех без исключения обитателей новых квартир на Котельнической были громкие имена. По мнению товарища Сталина, они заслужили право на привилегии — иметь под боком почту, магазины и прочую инфраструктуру. А в придачу находиться под неусыпным оком «органов», тайно бдящих на технических этажах. Получился своеобразный «Ноев ковчег», где всякой творческой «твари» было даже больше, чем по паре.

1952 год оказался для Улановой урожайным на гастроли. С Юрием Ждановым она исколесила многие города Советского Союза. В Минском театре оперы и балета выступила в «Бахчисарайском фонтане» и в концертной программе. Некоторые номера тогда сняли на местной киностудии. А 6 ноября началось турне по Китаю, предыстория которого состоялась 14 февраля 1950 года, когда в Москве был подписан советско-китайский Договор о дружбе, союзе и взаимной помощи. Документ скрепили подписями министр иностранных дел А. Я. Вышинский и премьер Госсовета КНР Чжоу Эньлай. Вечером китайская делегация присутствовала в Большом театре на «Лебедином озере». После окончания балета Чжоу Эньлай, хорошо владевший русским языком, прошел за кулисы и напрямую пригласил артистов приехать в Китай. Исполнявший в тот вечер партию Зигфрида Юрий Кондратов весело сказал: «А что, девочки, поедем!» Все восторженно поддержали его. И действительно, вскоре поступило официальное приглашение.

Уланова вспоминала:

«На аэродроме нас встречала масса народа. Нас буквально засыпали цветами. А в приветственных речах выражали уверенность, что наше пребывание будет приятно нам и послужит дальнейшему укреплению мира и дружбы между народами. Где бы мы потом ни были — в Пекине, Шанхае, Кантоне, Учане или маленькой деревушке, — народ везде встречал нас с восторгом и любовью. Не прошло и двух часов после прибытия в Пекин, как нам сказали, что нас может принять Мао Цзэдун.