Галина Уланова - [102]
Театральный деятель Любовь Васильевна Шапорина записала в 1935 году в дневнике о звонке литератора А. О. Старчакова, близкого приятеля и соавтора Толстого:
««Хотите знать последнюю новость: Алексей Николаевич женился, узнайте, на ком?» — «На Тимоше?» — «Хуже». — «На Людмиле?!» — «Да, заходите, расскажу»…
Старчаков был потрясен: «Скажите мне, вы знаете жизнь, чем можно объяснить такой поступок?.. Очень важна форма жизни. Тут была форма: был загородный открытый дом — полная чаша, прекрасная хозяйка, дом, где можно было принять Уэллса или Бернарда Шоу. Эти формы нельзя разбивать. Лев Николаевич бежал из Ясной Поляны в поисках истины, Алексей Николаевич подцепил молоденькую фифишку и едет в Кисловодск, совсем как герои Лейкина. Ну, увлекись Улановой и уезжай в Ниццу. Жест!».
Толстой уже познал опыт любовного томления по балетным артисткам. Лет двадцать назад он потерял голову от знаменитой Маргариты Кандауровой. В возбуждающем влечении «ко всему летящему, текучему, опрокидывающему» находил писатель свою «поживу»: «Я устроен так, — иначе бы я не стал художником».
И вот в воскресный необыкновенно теплый день, когда всё вокруг радовало Галю той особенной приветливостью, которая открывается людям, стоящим на пороге счастья и славы, Алексей Николаевич запросто — в легкой домашней тужурке — вышел навстречу старым друзьям с радушным приветствием. Уланова сразу подметила в нем простоту человека, «большого во всём: в разуме, воле, таланте, сердце». Хозяин дома бросил пристальный взгляд на новую гостью, словно рентгеновскими лучами просветив ее человеческую суть, и уже в следующее мгновение оглушил громким голосом, веселым смехом с каким-то даже «похрюкиванием».
«Многогранность и широта Алексея Николаевича «просто в жизни» были ничуть не меньше его писательского дара. Видимо, эта общность «человеческого» и «писательского» рождала ту правду и проникновенность его книг, в которых каждый постигает что-то главное, важное для себя в жизни», — считала Уланова. Какое ей было дело до сервилизма Толстого?
Почти целый день провела Галя на толстовской даче. Едва переступив порог, она сразу могла оценить уровень жизни советской элиты: двухэтажный дом из десяти комнат, три автомобиля в гараже, два шофера, две прислуги. Алексей Николаевич показал ей свой рабочий кабинет, а потом познакомил с гостями. Она поначалу растерялась: незнакомый дом, уйма чужих людей, гомон голосов, длинный стол, заставленный снедью. Хозяин помнил вкусы всех приглашенных, заботился об удобстве каждого, обещал угостить «небывалой вкусноты могучими русскими и даже райскими яствами и винами», лично наблюдал за сервировкой стола, зажигал свечи, решал, куда кого посадить. В тот день младший сын Толстого Митя играл на рояле. Валентина Ходасевич, часто бывавшая у Алексея Николаевича, резюмировала: «Всё очень обдуманно, спокойно, красиво и не вызывает сомнений».
Галя удивилась, как быстро пришло к ней ощущение покоя и уюта:
«Я по натуре человек замкнутый, но говорила с Толстым, как будто сто лет его знала. Говорила сумбурно, быть может, о музыке, о балете. Потом слушала Алексея Николаевича и поражалась, как многое, и недосказанное мною, сумел он угадать и досказать. Он говорил, что искусство балета для него непостижимо, что логически объяснить его невозможно. Но любовь к хореографии, интуитивное понимание хореографии были ему присущи в высшей степени.
Мы знали, что он как никто одарен способностью видеть и чувствовать танец, улавливать не поверхностную его, а подлинную красоту. Как никто другой умел он объективно оценить исполнение артиста и сказать свое веское «да» или «нет».
А еще Толстой «травил» Галю рассказами о первых поездках на Селигер, где впервые оказался с Качаловым в августе 1931 года. «Как там красиво, какие леса, поляны, глушь — каких я отроду не видал, — смачно выговаривал он. — Я чувствовал, как с каждым днем уходила усталость, — в Неприе каждый день, как месяц отдыха». Уланова тихо соглашалась и думала про себя, что с постоянными мечтами о Селигере ей работалось легче.
«Шумные, чрезмерно активные и полнокровные люди вообще всегда меня ошеломляли, — писала Уланова. — Вначале я сторонилась их, а потом, спустя какой-то срок, начинала понимать, что они помогают мне, учат меня по-иному воспринимать мир». Действительно, Толстой, исповедовавший принцип «всё можно», научил балерину с ее вечными само-запретами «полнокровному отношению к бытию». Если за столом Галя отказывалась от лишнего кусочка, приговаривая: «Нет, нет! Завтра спектакль, Костя рассердится, ему трудно будет меня поднимать», — Алексей Николаевич начинал возмущаться: «Мужчины в балете превращены в носильщиков, а где же их мужской танец?»
Уланова постепенно приняла «многогранное» отношение Алексея Николаевича к жизни и людям:
«Да, он был насквозь земным… Он чувствовал себя владельцем всей земли и всех ее щедрот. Мне он помог принимать мир ярко, не обыденно. Это подбадривало меня, давало мне новые силы, делало смелее и энергичнее. Лучше жизни нет ничего на свете. Чем больше, полнее человек узнает жизнь, тем он счастливей. Так, пожалуй, можно было бы сформулировать внутренний итог от непосредственного общения с Толстым».
Книга Вениамина Шалагинова посвящена Ленину-адвокату. Писатель исследует именно эту сторону биографии Ильича. В основе книги - 18 подлинных дел, по которым Ленин выступал в 1892 - 1893 годах в Самарском окружном суде, защищая обездоленных тружеников. Глубина исследования, взволнованность повествования - вот чем подкупает книга о Ленине-юристе.
Мемуарная проза замечательного переводчика, литературоведа Е.Г. Эткинда (1918–1999) — увлекательное и глубокое повествование об ушедшей советской эпохе, о людях этой эпохи, повествование, лишенное ставшей уже привычной в иных мемуарах озлобленности, доброе и вместе с тем остроумное и зоркое. Одновременно это настоящая проза, свидетельствующая о далеко не до конца реализованном художественном потенциале ученого.«Записки незаговорщика» впервые вышли по-русски в 1977 г. (Overseas Publications Interchange, London)
Эдварда Бенеш, политик, ученый, дипломат, один из основателей Чехословацкого государства (1918). В течение 30 лет он представлял его интересы сначала в качестве бессменного министра иностранных дел (1918–1935), а затем – президента. Бенеш – политик европейского масштаба. Он активно участвовал в деятельности Лиги Наций и избирался ее председателем. Эмигрировав на Запад после Мюнхена, Бенеш возглавил борьбу за восстановление республики в границах конца 1937 г. В послевоенной Чехословакии он содействовал утверждению строя, называемого им «социализированная демократия».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга Николая Сергованцева — научно-художественная биография и одновременно литературоведческое осмысление творчества талантливого писателя-уральца Д. Н. Мамина-Сибиряка. Работая над книгой, автор широко использовал мемуарную литературу дневники переводчика Фидлера, письма Т. Щепкиной-Куперник, воспоминания Е. Н. Пешковой и Н. В. Остроумовой, множество других свидетельств людей, знавших писателя. Автор открывает нам сложную и даже трагичную судьбу этого необыкновенного человека, который при жизни, к сожалению, не дождался достойного признания и оценки.
Книга Н. Трущенко о генеральном секретаре ЦК ВЛКСМ Александре Васильевиче Косареве в 1929–1938 годах, жизнь и работа которого — от начала и до конца — была посвящена Ленинскому комсомолу. Выдвинутый временем в эпицентр событий огромного политического звучания, мощной духовной силы, Косарев был одним из активнейших борцов — первопроходцев социалистического созидания тридцатых годов. Книга основана на архивных материалах и воспоминаниях очевидцев.