Галицко-Волынская Русь - [68]
Возвращаясь к киевским событиям 1068 г. и галицким 1145 г., мы можем только угадывать по некоторым косвенным признакам участие в них людей, выполнявших роль, объективно соответствующую роли бояр — лидеров общины, инициаторов вечевого решения о замене проштрафившихся князей и затем, после поражения общины, расплатившихся жизнью за содеянное всей общиной. Сын Изяслава Мстислав, войдя в Киев, «исече кияны, иже беша высекли Всеслава числом 70 чади, а другыя слепиша, другыя же без вины погуби, не испытавъ»[961]. Конечно, нельзя согласиться с мнением Π. П. Толочко, что «под термином "чадь" или "нарочитая чадь" в летописи всегда имеется в виду дружина или вооруженная личная охрана князя, боярина»[962]. В данном случае термин «чадь» употребляется по отношению к «киянам»: «исече кияны числом 70 чади».
Сам этот термин, неоднократно встречающийся в памятниках старославянского и древнерусского языка, был весьма многозначен и мог означать людей вообще или какую-то группу людей (друзей, детей, младших родственников, слуг), состоявших под чьей-либо властью, опекой, покровительством в широком смысле (как частный случай из этого — княжескую или боярскую дружину)[963]. Называя казненных киевлян «чадью» (подразумевая, очевидно, принадлежность этой «чади» к Изяславу), летописец, видимо, имеет в виду то, что киевляне выразили вернувшемуся из Польши князю свою полную покорность: «Изяславу же идущю къ граду, изидоша людье противу с поклоном, и прияша князь свой кыяне»[964].
В Галиче наблюдается такое же положение. Владимирко, силой оружия заставивший галичан покориться, «многы люди исече, а иныя по[казни] казнью злою»[965]. Термины «люди» и «чадь» в приведенных текстах не дают представления об общественном положении казненных, так как относятся к горожанам вообще и могут быть применимы к любой группе и части свободных общинников (за исключением, разве что, княжеской дружины)[966]. Политическая же роль этих людей достаточно ясна — они лидеры набирающей силу вечевой общины, наиболее активные участники и предводители или, как говорит летописец, «начальники» веча.
В этом убеждаемся из сообщения летописей о звенигородском вече 1146 г. Не желая сражаться за галицкого князя Владимирка и тем признавать старшинство Галича, звенигородцы принимают решение на вече сдать город киевскому князю Всеволоду[967]. Но, как и в рассмотренных только что случаях с киевлянами и галичанами, звенигородцы в итоге пасуют перед княжеской властью, представленной в лице галицкого воеводы Ивана Халдеевича, который «изоима оу нихъ моужа 3, и оуби я, и когождо ихъ, перетенъ наполъ, поверже я изъ града. Темь и загрози имъ, и начата ся Звенигородьци оттоле бити безъ льсти»[968]. Некоторые летописи уточняют, что репрессиям подверглись «мужи», «иже беша началници вечю тому»[969]. Как видим, упомянутые «мужи» были инициаторами вечевого решения о сдаче города, а по существу выступления против галицкого князя. Простые «люди» пошли за ними на вече как за своими вожаками. Это позволяет историкам заключить, что то были «не простолюдины»[970], что то были местные бояре[971]. С такими выводами можно согласиться.
Таким образом, то, что современные историки называют «общинной революцией», ломающей прежний порядок общественно-политических отношений, не укладывается в рамки одноразовой акции, единичного события, а является целой чередой раскатов социальной энергии, происходящих один за другим и представляющих собой этап в процессе политического самоопределения городской общины[972].
В различных регионах это происходит в разные сроки. Сравнивая политическое развитие городских общин Галича и Киева, мы видим, что в Киеве потенциал «общинной революции» реализуется на несколько десятилетий раньше, зато в Галиче этот процесс протекает гораздо интенсивнее и укладывается в значительно меньший промежуток времени. Иные результаты дает сравнение исторического пути галицкой и владимиро-волынской общин. Не сумев в свое время добиться политической самостоятельности, владимирцы надолго оказались под властью Киева, что сделало невозможным нормальное внутриполитическое развитие общины, далеко отодвинуло перспективы демократических преобразований.
Важным результатом демократических завоеваний, осуществляемых посредством «общинной революции», становится усиление и рост политического значения боярства. Все более четко определяется роль бояр как лидеров общины, непосредственно связанных с простыми людьми общностью коренных политических интересов. Этим единством сильна община. Оно находит множество проявлений и в военных, и в гражданских делах, направленных на достижение как внутри-, так и внешнеполитических целей[973]. В итоге княжеская власть вынуждена полностью пересмотреть и перестроить свои отношения с общиной. Демократическое начало в государственном строе Древней Руси берет верх над монархическим.
2.
Иван Берладник: Грамота 1134 г., Берладь и берладники
В течение без малого двух десятилетий на страницах летописей неоднократно встречаются упоминания «берладского князя» Ивана Ростиславича
В монографии рассматривается широкий круг вопросов, связанных с историей внешнеполитических и культурных связей Руси, Византии и Западной Европы конца XII — первой половины XIII вв. Анализируются контакты русских князей с германским королем Филиппом Швабским и императором Фридрихом II, византийским императором Алексеем III и правителями Никеи, римскими папами Иннокентием III и Иннокентием IV, австрийским герцогом Фридрихом Воинственным, венгерскими королями и польскими князьями. Значительное внимание уделяется родственным связям галицко-волынских князей, в частности, браку Романа Мстиславича с дочерью византийского императора Исаака II Евфросинией-Анной, влиянием которой объясняется необычный именослов Романовичей, появление высокочтимых христианских реликвий, использование царского титула и других атрибутов власти василевса, специфическая строительная и учредительная деятельность.
В монографии проводится комплексный анализ известий византийского императора Константина VII Багрянородного и других письменных источников о происхождении и расселении хорватских племен, этнической истории славянского населения Прикарпатского региона. С учетом новейших археологических и лингвистических данных решаются вопросы происхождения этнонима «хорваты», исторических условий славянизации его первоначальных носителей, хорватской прародины. Устанавливается географическое положение Великой Хорватии, территориальная локализация белых хорватов, пути хорватской миграции в раннем средневековье.
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.