Галерея женщин - [190]

Мне, понятное дело, было любопытно, что она теперь думает про свои отношения с Доуном. Знает ли правду? Переживает ли? Или его умозрительные прегрешения оставляют ее равнодушной? Через некоторое время я пришел к выводу, что она все знает. Понял я и то, что еще до соединения с ним она отдавала себе полный отчет в том, что он слаб и непостоянен, что его внимание никогда не будет принадлежать ей полностью. Ибо однажды она в моем присутствии произнесла: «Лейф? А, да. Догадываюсь. Ему трудно не замечать красивых женщин. Он нуждается во внимании. Остро нуждается». В это время они жили в неуютной квартирке на Одиннадцатой улице. Иногда туда же прибивался и ее отец, иногда – нет. Почти то же самое можно сказать и про Доуна. Как и раньше, ее супруг-поэт и товарищ по играм занимался самыми разными вещами: декламировал свое последнее творение в ресторанах, в которых дозволялись подобные декламации, ошивался в библиотеке или в дансинге Либерального клуба, где убеждал в своей значимости каждого встречного и поперечного или громогласно ратовал за силу духа, искренность, спартанское презрение к роскоши; кроме того, он частенько околачивался в «Бреворте», «Лафайете» и прочих дорогих местах, где собирались разного рода знатоки искусства, – и беспечно транжирил те небольшие деньги, которые ему перепадали; потом клянчил в долг, таскался к издателям со своими стихами, время от времени выполнял какие-то мелкие заказы небольших местных театриков. Чем больше я думал про него и Эстер Норн, тем хуже понимал, как она оправдывает в собственных глазах свой отказ знаменитому импресарио.

А потом, вслед за всем этим, случился самый занятный поворот событий. Чтобы понять его смысл, нужно знать, как устроен мир салонного радикализма, анархизма, социализма и прогресса, как там понимают саморазвитие или, даже лучше, самосовершенствование как таковое. Легко произносить праздные слова со смутным или надуманным смыслом. Но встретить, как встретил я, множество университетских выпускников, которые, благодаря унаследованному состоянию или дару неплохо зарабатывать без особых усилий или оглядок на порядочность – например, в юриспруденции, или торговле, или в чем-то подобном, – изображают из себя авторитетов в области искусства, экономики, политики и реформ и выставляют себя покровителями или спасителями масс, угнетенных и прочее, – это значит познать самую суть пустозвонства, или непорядочности, или и того и другого. Мне выпала на долю интересная привилегия время от времени встречать и наблюдать представителей этого племени, но пристальнее всех мне удалось разглядеть Д. Д.

Начнем с того, что был он человеком весьма чутким, отзывчивым и не слишком невежественным, но при этом имел обыкновение предаваться умозрительным размышлениям о тщете всего – жизни, смерти, деятельности, веры, разочарования, людей, – куда ни посмотри. Как холоден этот свет. Порой казалось, что он недоумевает, зачем он и все остальные влачат бремя существования. С другой стороны, он был достаточно крепок и хваток в материальном и физическом смысле, чтобы постоянно наслаждаться жизнью: есть, пить и веселиться в лучших кругах. Впрочем, нужно отдать ему должное: за несколько лет он написал ряд достаточно интересных работ, посвященных исследованию общественных проблем, пусть они и не возымели никакого практического действия и не пролили ни на что света истины. При некоторой вымученности они тем не менее представляли интерес в качестве зарисовок. Спасения от умственной тоски, проистекавшей из наблюдений за реальным положением дел, он искал в злоупотреблении спиртным и этим некоторым образом прославился. Кроме того, будучи своего рода гурманом, он был довольно тучен, однако внешне привлекателен. В тот период, когда с ним познакомилась Эстер Норн, он все еще предавался неустанным поискам новых и особенных обстоятельств, которые позволили бы ему существовать и наслаждаться жизнью. Помимо прочего, будучи женатым человеком и отцом четверых детей, он отнюдь не был склонен к любвеобильности, хотя время от времени и одаривал своим вниманием ту или иную представительницу противоположного пола – исключительно, полагаю, ради того, чтобы спастись от тоски. Новые нежные отношения были для него обычным делом, неизменно иллюзорные всплески романтики и страсти.

К этому нужно добавить, что, как это ни странно, был он несколько прижимист. Череда крайне неудачных инвестиций и понимание того, что он не знает, как дополнительно зарабатывать на унаследованном капитале, сделали его даже избыточно осмотрительным. Однако, несмотря на это, а также потому, что отношения с противоположным полом оживляли его и разгоняли тоску, он вызывал интерес в женщинах, которые в иных обстоятельствах вряд ли бы удостоили его даже взгляда. Притом что дом его и семейство находились в сельской местности – кстати, в очень заштатном поместье, – сам он частенько появлялся в ресторанах и увеселительных местах в центральной части города. Более того, он пользовался известностью в кругах людей, интересовавшихся литературой и искусством, причем был там на недурном счету. Кроме того, было крайне интересно послушать его мнение касательно различных экономических и общественных пертурбаций. Он умел излагать, умел убеждать. Говоря коротко, среди радикалов или псевдорадикалов того мира, о котором идет речь, он слыл человеком интересным и состоятельным, но при этом оставался оглядчивым дилетантом, а его радикальные взгляды ограничивались салоном и библиотекой.