Габсбурги. Блеск и нищета одной королевской династии - [97]

В августе 1765 года императорская чета отправилась в собственной карете из Шенбрунна в Инсбрук, чтобы там присутствовать на свадьбе эрцгерцога Леопольда с принцессой Испании[335]: этого второго по старшинству сына, рожденного третьим. Императрица необъяснимо нервничала; отъезд задерживался и император, к тому же, очень рассердил супругу тем, что проехав некоторое расстояние, он повернул карету и заставил ехать обратно во дворец только для того, чтобы дать еще один прощальный поцелуй своей маленькой любимой дочери Марии Антонии[336], которой было тогда девять лет.

На следующей неделе в Инсбруке, по пути на торжественное представление в опере, Франц внезапно пошатнулся, поднес руку ко лбу, сильно ослабел и умер через несколько минут.

Хотя Марии Терезии было только 48 лет, и она была полна лучащейся юношеской силы, она никогда больше не снимала траурные одежды. Золотистые локоны, которые в Пресбурге привели в восторг венгерскую знать, и которые теперь были пронизаны седыми нитями, были сострижены и гладко зачесаны под черный вдовий чепец. Она переселилась из веселых комнат императорского дворца Хофбург, оформленных в столе рококо, которые и сегодня еще свидетельствуют о земной любви, в задрапированную черными тканями квартиру на третьем этаже. Там она через люк, открывающийся в случае необходимости, могла слушать мессу из часовни замка, находящейся под ее покоями. Никогда больше она не надевала ни украшений, ни маскарадного платья, она больше не танцевала, и у нее никогда не было любовника. Придворным дамам императрица запретила пользоваться красками для лица в продолжение всего траура при дворе.

Через пару дней после смерти императора Франца канцлер-казначей передал Марии Терезии записку, касающуюся карточных долгов принцессы Ауэршперг на 200 000 гульденов: записку нашли в оставшихся бумагах императора. Императрица дала поручение оплатить долг.

Принцесса Ауэршперг была особенно огорчена запретом, использовать косметику и заявила: «Как это возможно, что нельзя быть хозяйкой даже своего собственного лица!?»

4. Абсолютизм в детской комнате

«И как бы я не любила свою семью и детей, устраивая так, что я не жалею ни усердия, ни печали, ни заботы, ни моего труда, я все-таки в любое время предпочла бы им общее благо тех земель, если бы была убеждена перед своей совестью, что могла бы это сделать, или достичь для них такого же благосостояния, потому что я таким землям всеобщая и главная мать».

Мария Терезия

Портреты этой семьи часто писали. С различных портретов на фоне замка Шеннбрунн и других пейзажей, сияют с полотен 13 белокурых, голубоглазых мальчиков и девочек, радостно и с надеждой, словно будущее для габсбургского ребенка не могло принести ничего другого, кроме солнечной летней погоды Шенбрунна. С группового портрета на фоне террасы замка Шенбрунн, при полном освещении, улыбаются нам вместе с отцом и матерью те же самые восемь красивых девочек в роскошных нарядах, сплошь из кружев, парчи, с шелковыми шлейфами и пять красивых мальчиков в паричках и бархатных штанишках до колен, представляя собой идеальный образ правящей семьи, включая двух крошечных собачек, подпрыгивающих на переднем плане.

Не удивительно, что они были темой для обсуждения во всей Европе. Не было в XVIII столетии другого такого, подобного им двора. В Потсдаме ненавистный Фридрих вел строго мужское домашнее хозяйство и общался со своей женой только письменно. В Санкт-Петербурге бездетная царица Елизавета[337] приглашала любовников, чтобы они составляли ей компанию. В Версале была Дюбарри, которая старалась рассеять грусть стареющего Людовика XV, и целая вереница некрасивых, незамужних дочерей.

На семейном портрете в Вене император Франц сидит, с доброжелательным выражением своих обычно тревожных глаз, грациозно и невозмутимо возле стола, на котором лежит корона Священной Римской империи. На крошечном троне у его ног сидит маленькая Мария Антония, которая однажды должна стать Марией Антуанеттой, королевой Франции. Мария Терезия сидит напротив него, теперь уже немного располневшая, слегка разнаряженная, но в целом — само величие. Она не старается улыбкой или позой произвести впечатление; она самая уверенная в себе женщина в Европе.

Для детей у нее оставалось не слишком много времени. Они могли днем в определенные часы поцеловать ей руку; иногда она сама спешила в школьные комнаты, чтобы посмотреть, как один или другой из ее детей выучил урок. Дети и родители, конечно, обращались друг к другу на «Вы». Чаще всего, Мария Терезия сообщала письменно свои пожелания относительно воспитания. Это были точные инструкции для каждого учителя, каждой гувернантки, там было определено даже то, какие молитвы должны были читать дети утром и вечером.

Годами детское крыло дворца, которое располагалось на первом этаже зама Шенбрунн, было наполнено активной работой, монотонным чтением детей, которые отвечали свои уроки, клавикордами спинета, гаммами сопрано, звоном шпаги на уроках фехтования маленьких герцогов.

Воспитательницами, гувернантками и «Ajos» (главными наставниками) были обычно овдовевшие графини или придворные на пенсии, которых отбирали не за их образование или опыт общения с детьми, но скорее за их безупречное благочестие и за знание придворного протокола. К главным воспитателям и гувернерам — один для каждого ребенка — добавлялся еще целый полк учителей по предметам, который приходил, чтобы преподавать танцы, музыку, иностранные языки и письмо.