Г. В. Флоровский как философ и историк русской мысли - [74]

. Этот тезис можно считать итоговым манифестом книги «Пути русского богословия», а также авторским комментарием к ее названию.

Заключение

Флоровский — примечательный представитель того культурно- исторического движения, которое принято называть русским религиозно–философским «ренессансом». Проделанный анализ обстоятельств его жизненного пути, творческой деятельности, материалов переписки позволяет более разносторонне и в то же время более целостно представить эту фигуру в контексте духовно- интеллектуальной жизни эпохи. Юный Флоровский — гимназист, а затем студент университета — это один из ярких представителей провинциального круга читателей русской религиозно–философской литературы рубежа XIX‑XX вв. Он активно стремился включиться в религиозно–философскую жизнь, и не безрезультатно: вступил в переписку с Н. Н. Глубоковским и П. А. Флоренским, еще юношей опубликовал несколько материалов, посвященных русской мысли.

В этом отношении опыт Флоровского представляет большой интерес с точки зрения анализа социальной и психологической структуры потребительской аудитории русских религиозно- философских изданий того времени, мотивов и характера общественного интереса к ним, а также того значения, которое высказанные там идеи имели для конкретных людей. В частности, проведенное исследование демонстрирует, что в предреволюционной России религиозно–философские концепции — В. С.Соловьева, С. Н.Трубецкого, С. Н.Булгакова, Н. А.Бердяева и др. — не только были востребованы определенной частью интеллигентной молодежи, в том числе провинциальной, но и могли оказывать решающее влияние на духовное развитие молодых людей, на их практические решения и выбор жизненного пути.

В 1920–е гг. Флоровский сам пополнил ряды тех, кто создавал русскую религиозную философию, некоторое время примыкал к идейным сообществам евразийцев и «веховцев», стал активным участником философских дискуссий и довольно плодовитым автором, лично сблизился с видными русскими философами, трудами которых увлекался уже в юности. Очевидно сам Флоровский все‑таки не принадлежит к числу религиозных философов эмиграции первой величины — таких, как Н. А. Бердяев, Н. О.Лосский, С. Л.Франк, Л. Шестов. К такому заключению подводит характер его философских произведений, где преобладает публицистика и нет ни одного крупного теоретического сочинения, а главное, их содержание, которое трудно признать по–настоящему оригинальным.

Как показывает анализ, социальная философия, антропология, философия культуры и религии Флоровского представляют собой лишь православно окрашенные интерпретации идей Н. А. Бердяева, А. И.Герцена, М. О.Гершензона, П. И.Новгородцева, В. С.Соловьева, А. С.Хомякова, О. Шпенглера и других русских и зарубежных мыслителей. В свою очередь, провозглашенная Флоровским теоретическая программа «неопатристического синтеза», притязающая стать новым словом в современных духовных исканиях, взаимно обогатить концептуальные горизонты философии и богословия, в действительности не дает отклика на актуальные проблемы современности и представляет собой не что иное как один из интеллектуалистических сценариев «нового средневековья».

Наиболее значительная и оригинальная часть творческого наследия Флоровского — это его труды по истории русской мысли. Причем между ними и собственно философскими его произведениями не всегда удается провести отчетливую грань, ибо Флоровский даже философствовал на историко–философской почве, с постоянными отсылками к другим мыслителям, с экскурсами в историю идей. В этом смысле он подобен средневековым книжникам, которые выражали свои взгляды путем подбора и толкования мыслей великих авторов прошлого. Можно сказать, что в философии Флоровский всегда оставался историком, а в истории — философом.

Подобное стремление к актуализации истории мысли по- своему отразилось и на характере историко–философских построений Флоровского, придало им публицистический и критический пафос. Приходится признать, что этот пафос отнюдь не всегда был достаточно умеренным и оправданным, что во многих случаях он послужил не на пользу достоверности создаваемой историко- философской картины. Подобно тому, как Флоровский в Русском кадетском корпусе в Югославии ко всеобщему удивлению поставил своим ученикам лишь плохие оценки, а многих и вовсе «провалил», в своей книге «Пути русского богословия» он, словно строгий законоучитель, наставил «двоек» большинству русских философов. Наиболее удачными следует считать те работы Флоровского по истории мысли и культуры, которые были созданы уже после Второй мировой войны, когда критический пафос автора несколько умерился и он смог занять более взвешенную и академичную точку зрения. К сожалению, эти работы не столь многочисленны и касаются лишь отдельно взятых проблем: интеллектуального развития Древней Руси, философской интерпретации творчества русских писателей–мыслителей XIX в., изучения философского наследия В. С. Соловьева. К сожалению, вынашивавшийся Флоровским проект переработки и расширения своей главной книги «Пути русского богословия» остался нереализованным.